А.А.БУШКОВ

РОССИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО: ЗАГАДКИ, ВЕРСИИ, ГИПОТЕЗЫ

(6)

ДРАКОН МОСКОВСКИЙ

Распалась связь времен.
Предшественники.
Софья.
История болезни.
Экономика.
Внешняя политика.
Военное дело.
Закон, юстиция, престолонаследие.
Образование, культура.
Религия.
Итог.
Потомки.
Виртуальность.

   ДРАКОН МОСКОВСКИЙ
 
   (Эту характеристику Петра I М.А. Булгаков  в  написанном  им  оперном
либретто вложил в уста гетмана Мазепы. Что ж, Петра Алексеевича именова-
ли и покруче - старообрядцы, к которым принадлежат  предки  автора  этих
строк по мужской линии, иначе как антихристом его не называли...)

РАСПАЛАСЬ СВЯЗЬ ВРЕМЕН...

   Самая грандиознейшая ложь, пущенная в широкий обиход  еще  при  жизни
Петра I, - это уверения, будто Петр первым придумал и ввел  многочислен-
ные новшества, будто до Петра Россия представляла собой нечто  замшелое,
застойное, невероятно отсталое, прямо-таки автоматически сопротивлявшее-
ся всяким и любым изменениям окостеневшего порядка вещей. Хотя эту ублю-
дочную сказку стали подвергать всерьез сомнению еще во  второй  половине
XVIII в. (князь Щербатов), она оказалась чрезвычайно живучей и  угнезди-
лась в умах настолько, что любые попытки  прояснить  истинное  положение
дел порой вызывают отпор, ни в малейшей степени  не  основанный  на  ка-
кой-либо рассудочной основе. Иных защитников Петра I, собственно, нельзя
даже назвать защитниками - сплошь и рядом ими движет чисто биологическая
реакция завидевшей собаку кошки: выгнутый  дугой  хребет,  встопорщенный
хвост, яростное шипение...
   Да что там, частенько сталкиваешься с тем, что предшественник  Петра,
царь Федор Алексеевич, выпадает для многих из русской истории, - иные  и
не подозревают о его существовании, простодушно полагая: коли уж Петр  -
Алексеевич, то и на троне он сменил Алексея Михайловича...  Свою  лепту,
конечно, внесли и творческие люди - насквозь лживый роман А.Н.  Толстого
"Петр I" был, к превеликому сожалению, талантлив. А это еще хуже, потому
что со стоящим на ложных позициях талантом воевать  не  в  пример  тяже-
лее...
   Однако факты - вещь упрямая. А факты таковы: во-первых, Петр I не при-
думал сам решительно ничего нового. Все его "новшества" - уродливо иска-
женные, гипертрофированные, весьма даже бездарные  продолжения  тех  ре-
форм, изменений и новшеств, что родились до Петра.  Во-вторых,  Петр  не
"ввел" реформы, а принялся с яростью идиота пришпоривать и ускорять  ре-
формы уже начавшиеся. Образно выражаясь, предшественники Петра двигались
к своей цели, щадя и не мучая лошадь. Петр, оказавшись в седле, не  пое-
хал, а помчался дальше - раздирая лошади шпорами бока в  кровь,  немило-
сердно ее нахлестывая, разрывая рот удилами. Цели он вроде бы  достиг  -
но загнанная лошадь пала, и, стоя над ее трупом, Петр  вдруг  обнаружил,
что примчался вовсе не туда, что дорога впереди закутана густым туманом,
не у кого спросить, куда же теперь ехать, не у кого найти помощи, как ни
надрывай глотку, - а из придорожных кустов уже  в  открытую  выглядывает
костлявая старуха с косой, пробуя пальцем лезвие...
   Я очень надеюсь, что к тому же выводу, когда мы  закончим,  придет  и
читатель...

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

   Даже беглое изучение источников и мемуаров убеждает: до Петра  Россия
вовсе не была отгорожена от остальной Европы неким "железным занавесом",
как это порой пытаются представить славословящие Петра. Другое дело, что
европейские новшества проникали на Русь медленно и применялись в ограни-
ченных масштабах, - но ту же картину постепенного,  эволюционного   рас-
пространения всевозможных новшеств мы видим и во многих  западноевропей-
ских государствах...
   Впервые сбрил бороду отец Ивана Грозного Василий III - и мир не пере-
вернулся, а народ не взбунтовался. Православные иерархи,  правда,  пыта-
лись робко увещевать государя всея Руси, но, зная его  крутой  характер,
быстренько примолкли...
   Еще Ивана Грозного некий дьяк Тимофеев упрекал за пристрастие к  ино-
земным лекарям (мне так и не удалось выяснить, что с дьяком после  этого
произошло, но, зная характер Грозного, строить догадки легко...). А пер-
вые наемные иностранные солдаты (немцы) появились в  русской  армии  как
раз при Василии III.
   Еще Борис Годунов послал пятерых молодых  дворян  учиться  в  Англию.
Правда, когда грянула Смута, все пятеро  стали  "невозвращенцами".  Мало
того, один, некий Никифорко Олферьев, мало того, что перешел  в  "аглиц-
кую" веру, но еще "неведомо по какому искушению" стал англиканским  свя-
щенником [244].
   Еще Лжедмитрий I намеревался открыть в России  университет  по  евро-
пейскому образцу.
   А во второй половине царствования Алексея Михайловича иноземные  нов-
шества начинают распространяться по России прямо-таки семимильными шага-
ми...
   Первые корабли западного образца построены именно тогда. Первый театр
по западному образцу немец Грегори заводит на Руси в царствование  Алек-
сея. При дворе появляется немалое количество "иностранных специалистов".
Немецкий ученый Адам Олеарий в своем "Описании путешествия  в  Московию"
писал: "Его царское величество содержит  также,  с  большими  расходами,
много толмачей для разных языков, а также много других слуг из немцев  и
иностранцев. В особенности много у него высших военных офицеров,  частью
оставивших свою религию и перекрестившихся; они и в мирное время получа-
ют большое вознаграждение. У его царского величества между  другими  его
толмачами имеется прекрасный человек по имени Иоганн Беккер фон Дельден,
родом из Копенгагена. Он получил  хорошее  университетское  образование,
совершил замечательные путешествия и знает много языков" [167].
   Тут же Олеарий отмечает,  что  русские  доброжелательно  относятся  к
иностранцам и их культуре, охотно усваивая то, что им кажется  необходи-
мым. "У них нет недостатка в хороших  головах  для  учения.  Между  ними
встречаются люди весьма талантливые, одаренные  хорошим  разумом  и  па-
мятью".
   В Москве к тому времени уже были открытые  иностранцами  аптеки,  где
фармацевтическому делу и латинскому языку учились  и  русские  (наиболее
известен из таких учеников стрелецкий сын Дмитрий Евдокимович Дерюжкин).
   Сам Алексей Михайлович, как и другие дети Михаила,  в  детстве  носил
немецкое платье. Правда, взойдя на престол, вынужден был соблюдать  тра-
диции и одеваться "по-дедовски",  а также  запретить  ношение  немецкого
платья при дворе - но не вообще в Москве. Дворня боярина Никиты Иванови-
ча Романова, дяди царя Алексея, всегда щеголяла в немецких ливреях,  сам
боярин за стенами Кремля - тоже. Борясь с этими  "соблазнами",  патриарх
Никон устроил боярину прямо-таки детскую каверзу: попросил прислать  ему
"из любопытства посмотреть" немецкие кафтаны Романова, а когда тот,  ни-
чего не подозревая, выполнил просьбу, Никон распорядился изрезать в кус-
ки "еретические одежи" и сжечь. Тем не менее в рядах московского  Гости-
ного двора как в то время, так и позднее можно  было  свободно  покупать
одежду "иноземных" фасонов, а большое  количество  немецких  и  польских
портных, живших тогда в столице, свидетельствовало, что покупатель на их
товар был многочислен...
   При царском дворе тогда видную роль играли два влиятельных и знамени-
тых "западника" - Ордин-Нащокин и Матвеев, обучившие своих детей на  за-
падный лад. Придворный проповедник, знаменитый Симеон Полоцкий,  сочинял
пьесы для театра и переводил иностранные. По указанию царя в  Посольском
приказе стали переводить иностранные книги по  космографии,  риторике  и
фортификации.
   Военная реформа на европейский манер -  опять-таки  новшество  допет-
ровского времени. Еще в 1646 г. князь И.Д. Милославский выехал в Голлан-
дию с поручением пригласить "мастеров железного дела, опытных  капитанов
и солдат человек 20 добрых самых ученых". Это и  послужило  началом  для
широкого реформирования армии.  Документы  тех  времен  пестрят  именами
иностранных офицеров: полковник Гамильтон, майор Фролнюс,  капитан  Рет-
тих... Параллельно со старым стрелецким войском создаются полки "инозем-
ного строя", "рейтарские" и "солдацкие" - к моменту единоличного воцаре-
ния Петра составлявшие больше половины всех русских вооруженных сил  (63
полка, 90 000 солдат). Практически все иностранные воинские звания,  чье
введение приписывается Петру I, существовали уже при Алексее  Михайлови-
че: полковники, майоры и ротмистры, поручики и  прапорщики,  сержанты  и
капралы, квартирмейстеры и каптенармусы. В 1674 г. стрельцами, посланны-
ми осадить взбунтовавшийся Соловецкий монастырь, командовали майор  Иван
Березников, ротмистр Иван Порошин и поручик Оксен Сипягин - бок о бок  с
сотником, Клементием Иевлевым, служившим в "старых" подразделениях.
   Иностранные офицеры в полках "иноземного  строя"  составляли  если  и
большинство, то не подавляющее. Хватало и русских. В одном из документов
поминаются "поместные рядовые иноземцы" Степан Алабышев и Василий  Плак-
син. В данном случае, понятно, "иноземцы" обозначает не происхождение, а
должность. В 1647 г. в Москве был издан в переводе с  немецкого  военный
устав "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей, по которому  и
обучали "иноземные" полки.
   Развитие горного дела и промышленности началось опять-таки в царство-
вание Алексея Михайловича. В 1666 г. "рудознатцы" князья Милорадовы  ис-
кали залежи серебра на Мезени, а майор Мамкеев - в  Холмогорском  уезде.
Именно тогда в Невьянске и заложил первые заводы медеплавильщик  Тумашев
(хотя официальная историография приписывает эту заслугу Петру).
   Интересно, что идея "прорыва" России к Балтийскому морю впервые роди-
лась отнюдь не в России. В 1676 г. в Москву прибыл новый  датский  посол
Фридрих фон Габель - именно он,  ярый  ненавистник  Швеции,  и  принялся
убеждать царя захватить Ливонию, вернуть себе балтийское  побережье,  от
которого отрезали Россию шведы.
   Еще более интересен тот факт, что до появления прыткого  датчанина  в
России, оказывается, успели крепко подзабыть о некогда "исконно русских"
землях. Только после настояний Габеля в архивах  были  разысканы  ветхие
бумаги, повествующие, что коварные шведы незаконно владеют Финляндией. И
уж предельно любопытен состав тех, кто  решительно  воспротивился  идеям
Габеля. Это были не "закорузлые консерваторы" из глубинки,  а  наоборот,
люди для своего времени передовые, оборотистые, поддерживавшие  постоян-
ные контакты с европейцами, - купцы из Архангельска...
   Строго говоря, порты на Балтийском море России  были  и  не  особенно
нужны. Торговля с Европой через Архангельск являла собой не то  полусон-
ное копошение, каким ее впоследствии стали  представлять  превозносившие
Петра историки, а налаженное и мощное предприятие. Только  за  один  год
(что полностью подтверждается иностранными источниками)  чистая  прибыль
от архангельского товарооборота дала триста тысяч рублей - сумма по  тем
временам фантастическая. А посему купцы не хотели ввязываться  в  сомни-
тельное предприятие со столь же сомнительным финалом  -  и  к  прожектам
датчанина отнеслись при дворе холодно, положив их под сукно. То, что по-
том эти планы с точностью "до третьего знака" взялся выполнять  Петр  I,
вызывает сильные подозрения, что ему попросту внушили их датчане  в  Не-
мецкой слободе...
   Кстати, о Немецкой слободе. Эта "кузница кадров", откуда Петр во мно-
жестве черпал сотрудников и идеи, была основана за десятилетия до рожде-
ния Петра - что само по себе свидетельствует: не было ни "изоляции",  ни
"железного занавеса". Иностранная колония в Москве была настоящим  горо-
дом (кроме немцев там жили голландцы, швейцарцы, шотландцы).
   Когда умер Алексей Михайлович, на трон вступил  его  старший  сын  от
первой жены Федор, правивший с 1676 по 1682 г.* При нем реформы получили
дальнейшее развитие. Федор и его старшая сестра Софья  получили  велико-
лепное по тем временам образование - благодаря Симеону Полоцкому Федор в
совершенстве знал латинский язык, неплохо читал по-польски, сочинял сти-
хи. Софья немного менее преуспела в иностранных языках, зато сама писала
пьесы и даже ставила их в кругу близких, создав домашний театр.

   * Федор, Софья и Иван - дети Алексея от первой жены.

   При Федоре и были начаты преобразования, творцом которых впоследствии
объявили Петра...
   Именно Федор отменил местничество - глупейший пережиток старины,  ме-
шавший нормальной организации армии и  государственных  учреждений.  Все
"поместные росписи" были сожжены, что особого сопротивления не  встрети-
ло.
   Была проведена реформа  одежды.  Всем  придворным,  военным  и  госу-
дарственным чиновникам приказали отныне носить "иноземное" платье (прав-
да, не немецкое, а польское). Тем, кто продолжал щеголять в  старомодных
охабнях и однорядках, был царским указом запрещен вход и в Кремль, и  во
дворец. Одновременно придворным, военным и чиновникам было рекомендовано
брить бороды - что к тому времени было вовсе не таким уж шокирующим нов-
шеством, Россия завела тесные связи с Польшей, перенимая и польские кун-
туши, и язык, и бритье бород. Как пишет современник: "...на Москве стали
волосы стричь, бороды брить, сабли и польские кунтуши носить, школы  за-
водить". Заодно Федор ликвидировал старинный обычай, когда "воинских лю-
дей", по трусости бежавших с поля боя,  обязывали  появляться  на  людях
непременно в женских охабнях.
   Провели церковные реформы, отменив "собственные иконы", -  до  Федора
был широко распространен обычай вешать в церкви свои личные иконы  и  во
время службы молиться только на них, запрещая это остальным. Были  смяг-
чены "судебные жестокости" - ворам отныне не отсекали ни рук, ни ног, ни
пальцев.
   Наконец, серьезнейшие перемены был затеяны в сфере образования. Симе-
он Полоцкий и его ученик Сильвестр Медведев,  прозванные   "латинщиками"
(т.е.  попросту "западниками"), разработали проект  Славяно-греко-латин-
ской  академии.  Учениками ее могли быть люди всех сословий и возрастов,
науки  предполагались и гражданские, и  духовные:  грамматика,  пиитика,
риторика, диалектика, философия, богословие, языки - славянский, гречес-
кий, латинский и польский. К сожалению, из-за смерти Федора подготовку к
открытию первого в России университета не довели до конца, потребовалось
еще четыре года, чтобы Академия начала работу.
   Подводя итоги всего вышесказанного, пора сделать краткий  вывод:  как
уже говорилось, Петр I самостоятельно не придумал ничего толкового. Все,
что он делал, было лишь продолжением преобразований, начатых за  десяти-
летия до его появления на свет...

СОФЬЯ

   Знаменитый портрет Сурикова, изображающий толстую,  непривлекательную
бабищу, разумеется, не может служить  достоверным  изображением  царевны
Софьи. Один бог ведает, с кого он списан... Судя по свидетельствам  сов-
ременников, настоящая Софья была вполне привлекательной  молодой  женщи-
ной.
   И уж ни в коем случае  ни  "символом  застоя",  как  нам  старательно
вдалбливали. Выше уже говорилось о полученном ею блестящем  образовании.
Стоит добавить, что само по себе избрание Софьи правительницей при мало-
летних братьях наглядно свидетельствовало о решительном разрыве с  преж-
ними традициями, по которым место женщины - исключительно в тереме, вда-
ли от людских глаз (об этой стороне правления Софьи  как-то  не  принято
задумываться, господствует абсолютно нелогичная посылка с упором на сло-
во "застойная правительница", хотя появление женщины в  русской  полити-
ческой жизни - уже как раз и есть разрыв с "застоем").
   Кроме того, ближайшими сподвижниками Софьи были  отнюдь  не  какие-то
"заскорузлые и замшелые" ревнители старины, а, пожалуй, самые  передовые
люди своего времени: Сильвестр Медведев (которого казнили после устроен-
ного Петром переворота) и князь  Василий  Васильевич  Голицын,  любовник
Софьи, чьи идеи заметно опередили свое время.
   По свидетельствам иностранцев, Голицын с большим уважением  относился
к европейцам, был открытым "западником", владел несколькими иностранными
языками. Его московский дом был убран в европейском стиле, князь  владел
огромной библиотекой. Руководя  Посольским  приказом  (тогдашнее  минис-
терство иностранных дел), Голицын добился немалых  успехом,  что  сквозь
зубы признают даже "петрофилы". Именно Голицын заключил "вечный  мир"  с
Жечью Посполитой, добившись возвращения России  Киева.  Из  воспоминаний
иностранцев известен его проект крестьянской реформы - крестьяне получи-
ли бы во владение землю, взамен чего должны были, освобожденные от  мно-
гих прежних повинностей, платить лишь ежегодный  налог.  Чтобы  подробно
рассказать о деятельности Голицына, пришлось бы написать отдельную  кни-
гу, замечу лишь, что иные иностранцы именовали князя "великим деятелем".
   Все обвинения в его  адрес,  как  легко  догадаться,  возникли  впос-
ледствии, после захвата власти Петром. Правда, с той же  вопиющей  нело-
гичностью эти немногочисленные (много не удалось бы высосать из  пальца)
"вины" наглядно демонстрируют цинизм Петра... Голицына обвиняли  в  том,
что он верит в колдовство и ведовство, - но сам Петр в 1716 г. включил в
новый военный устав направленные против колдунов карательные меры. Голи-
цына обвиняли в провале его крымских походов - но сам Петр так и не взял
Крыма, как ни бился. Равным образом и преемники  Петра  ничем  особенным
Голицына в этой области не превзошли - в состав Российской империи  Крым
был включен лишь в... 1783г.
   Что касается Софьи, то даже столь видный сторонник Петра,  как  князь
Б.И. Куракин, написал впоследствии: "Правление царевны Софьи началось со
всякой прилежностью и правосудием и к удовольствию  народному,  так  что
никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было. И все
государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет  великого
богатства, также умножились коммерции и ремесла, и науки почали быть ла-
тинского и греческого языку... и торжествовала  тогда  вольность  народ-
ная". А о самой Софье Куракин выразился так: "Великого ума и самых  неж-
ных проницательств, больше мужеска ума исполненная дева".
   Вот только в памяти у нас с детства остались не эти  строки,  картина
Сурикова и роман Толстого "Петр I", рисующие, мягко  говоря,  нечто  до-
вольно далеко отстоящее от истины... Мы не виноваты, так нас учили.
   Строго говоря, были все предпосылки к тому, чтобы Россия  развивалась
по пути реформ и далее - но именно по пути реформ,  постепенных  измене-
ний, без всяких "больших скачков" и патологического стремления немедлен-
но сломать все, что только возможно, свойственного Петру. Известно,  что
Софья уже стала именовать себя "великой государыней" и заказала гравюру,
где ее изобразили в шапке Мономаха. Это опять-таки не вызвало  всеобщего
ропота - лучшее доказательство того, что страна молчаливо примирилась  с
курсом на реформы. Правда, неведомо откуда вылезли несколько  "старцев",
затеявших было дискуссию о противных  христианской  вере  нововведениях,
посягающих на устои - однако стрельцы в  дискуссии  участвовать  отказа-
лись, справедливо заявив, что это "дело  поповское",  а  когда  "старцы"
стали настаивать, нескольких из них тут же отколошматили, так что незва-
ные "дискутанты" едва унесли ноги...
   И обязательно нужно заметить, что Петра, собственно говоря,  никто  и
не рассматривал в роли самодержца всероссийского.  Во-первых,  никто  не
предвидел, что Федор умрет всего в двадцать два года. Во-вторых, старшим
при любом раскладе был Иван. А потому Петра ничему серьезно не учили,  в
противоположность Федору, Ивану и Софье. Его "воспитанием",  если  можно
так выразиться, занималась личность жалкая и ничтожная - дьяк Зотов, от-
нюдь не светоч ума и знаний, пьяница и придворный  клоун.  Назначая  его
воспитателем Петра, царь и царица поинтересовались, умеет ли он читать и
писать, этим экзамен и ограничился. (Четыре действия арифметики Петр ос-
воил лишь в шестнадцать лет.) Вполне возможно, хотя точных данных и нет,
что именно Зотов приохотил юного Петра к педерастии, о которой в  после-
дующие годы порой говорилось открыто (позже мы к этому вопросу еще  вер-
немся). Впрочем, эту сомнительную честь иные приписывают Францу Лефорту,
а также Меншикову...
   После смерти Федора Боярская дума в полном соответствии с  тогдашними
правилами высказывалась за то, чтобы созвать Земский собор из представи-
телей всех сословии, а уж Собор должен решить, кому быть  на  царстве  -
Ивану или Петру.
   Однако "клан Нарышкиных" (мать Петра Наталья Кирилловна и  ее  много-
численные родичи) устроил переворот. В числе их сторонников  оказался  и
патриарх Иоаким*: именно он вышел на церковное крыльцо и спросил собрав-
шихся там "стольников, стряпчих, дворян, всех чинов служивых людей, гос-
тиной, суконной и черной сотен** и иных чинов людей", кому быть на прес-
толе. Толпа (среди которой во множестве рассыпались надевшие панцири под
кафтаны люди Нарышкиных) "почти единогласно" назвала Петра (даже  писав-
ший свой роман по безусловному социальному заказу А.Н. Толстой  не  смог
обойти свидетельства современников, поведавших, что нескольких  человек,
кричавших за Ивана, тут же убили ножами).

   * Давно уже находятся исследователи, которые выдвинули версию о  том,
что горячее участие патриарха Иоакима в судьбе Петра объясняется как раз
тем, что Петр был его сыном. Проводилось даже сопоставление антропологи-
ческих данных - правда, вопрос до сих пор остается открытым...
   ** "Черной сотней" назывались низшие купеческие гильдии,  а иногда  и
ремесленные люди.

   Это абсолютно незаконное по меркам того времени  предприятие  тут  же
встретило сопротивление. Стрелецкий полк Карандеева прямо отказался при-
сягать Петру, поскольку "отдали престол малому мимо старого", т.е. обош-
ли законного претендента на престол. Ничего удивительного,  что  царевне
Софье без всякого труда удалось уже через две недели поднять  стрелецкие
полки и восстановить справедливость,  заставив  не  просто  возвести  на
престол Ивана, а провозгласить его "первым" царем, Петра же - "вторым".
   Безусловно, сам молодой Петр,  необразованный,  не  имевший  никакого
представления о государственной деятельности и политике, ни  за  что  не
сумел бы устроить второй дворцовый переворот 1689-го  года,  свергнувший
Софью. Лидером тут определенно была мать Петра Наталья Нарышкина,  "мед-
ведиха", как ее с почтительным страхом именовали, возглавлявшая обширный
клан Нарышкиных. Когда Софья была заточена в монастырь, Голицын  сослан,
а Медведев казнен (его голову выговорил себе патриарх в  качестве  платы
за поддержку переворота Нарышкиных), именно  "медведиха"  взяла  в  руки
власть.*  И не выпускала до самой своей кончины. Все, что  в  это  время
дозволялось Петру, - это "воинские потехи" с преображенцами  и  плавание
на пресловутых ботиках. Сохранилось довольно много свидетельств,  что  с
его мнением властная Наталья не считалась совершенно. Более того,  давно
уже существует обоснованная версия, что именно "медведиха" втайне  поощ-
ряла пьянство Петра, гульбу в Немецкой слободе, сексуальные забавы то ли
с Анной Монс, то ли с Меншиковым, то ли с обоими вместе. Лишь бы держал-
ся подальше от трона... Только после смерти Натальи Кирилловны 25 января
1694 г. Петр начинает всерьез заниматься тем, что  можно  назвать  госу-
дарственной деятельностью...

   *  В этой связи стоит вернуться к загадочной смерти молодого царя Фе-
дора - а впоследствии и Ивана. Федор был болезненным, но, по заключениям
иноземных врачей, смертельными недугами не страдал. Среди стрельцов пря-
мо говорили о его отравлении... Доказать ничего нельзя,  но  хорошо  из-
вестно, что "медведиха" в средствах никогда не стеснялась.

   Эта версия косвенно подтверждается простым  анализом  всех  введенных
"медведихой" изменений: они как раз были  направлены  не  на  "внедрение
прогрессивных новшеств", а на восстановление тех самых  "застойных"  по-
рядков. Был казнен один из виднейших  "западников"  Сильвестр  Медведев,
сменивший Иоакима патриарх Андриан разразился посланием против тех,  кто
бреет бороду, называя их "котами" и стращая адским пламенем.  При  дворе
вновь стали носить "старое" платье...
   Кстати, подлинные причины нелюбви Петра  к  старым  знатным  фамилиям
раскрывает его верный сподвижник князь Куракин в своей "Истории  о  Царе
Петре Алексеевиче": "Начало падения первых фамилий  надо  видеть  еще  в
детстве Петра, когда царством управляли царица Наталья Кирилловна  и  ее
брат Лев Нарышкин. В том правлении имя князей было смертельно возненави-
дено и уничтожено как от его царского величества, так и  от  персон  тех
правительствующих, кои кругом его были, оттого, что  все  оные  господа,
Нарышкины, Стрешневы, Головкин, были из домов самого низкого  и  убогого
шляхетства и всегда ему (т.е. Петру - А.Б.) внушали с молодых лет против
великих фамилий".
   Даже верный сподвижник Петра Б.Н. Куракин  охарактеризовал  правление
Натальи Кирилловны как "весьма непорядочное,  и  недовольное  народу,  и
обидимое. И в то время началось неправое правление  от  судей,  и  мздо-
имство великое, и кража государственная, которое доныне  продолжается  с
умножением, и вывесть сию язву трудно".

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

   То, что Петр I был человеком нездоровым в психическом плане, в общем,
никогда не подвергалось сомнению. Не будучи медиком, я не  стану  выдви-
гать свои собственные гипотезы, а предоставлю слово американскому  исто-
рику Мэсси (никак не числящемуся среди противников Петра, наоборот,  по-
добно многим отечественным интеллигентам, прямо-таки "влюбленного в  ца-
ря-реформатора"):
   "... молодой царь начал страдать досадным, нередко  заставлявшим  его
испытывать мучительные унижения, недугом.  Когда  Петр  возбуждался  или
напряжение его бурной жизни становилось чрезмерным,  лицо  его  начинало
непроизвольно дергаться. Степень тяжести этого расстройства, обычно зат-
рагивавшего левую половину лица, могла колебаться: иногда  это  был  не-
большой лицевой тик, длившийся секунды две-три, а иногда - настоящие су-
дороги, которые начинались с сокращения мышц левой  стороны  шеи,  после
чего спазм захватывал всю левую половину лица, а глаза закатывались так,
что виднелись одни белки. При наиболее тяжелых, яростных припадках  зат-
рагивалась и левая рука - она переставала слушаться и непроизвольно дер-
галась; кончался такой приступ лишь тогда, когда Петр терял сознание.
   Располагая только профессиональными описаниями симптомов, мы не  смо-
жем наверняка установить ни саму болезнь, ни ее причины.  Скорее  всего,
Петр страдал малыми эпилептическими  припадками  -  сравнительно  легким
нервно-психическим расстройством, которому в тяжелой форме соответствует
истинная эпилепсия, проявляющаяся в так называемом  "большом  припадке".
Насколько известно, Петр не был подвержен этому крайнему проявлению  бо-
лезни: никто из оставивших письменные свидетельства не видел,  чтобы  он
падал на пол и изо рта у него шла пена или утрачивался контроль над  те-
лесными отправлениями. В его случае раздражение возникало в отделе  моз-
га, управляющего мышцами левой стороны лица и шеи. Если источник раздра-
жения не исчезал или хотя бы не ослабевал, соседние  отделы  мозга  тоже
приходили в возбуждение, что и вызывало непроизвольные, судорожные  дви-
жения левого плеча и руки.
   Еще труднее, не зная наверняка характера заболевания,  точно  указать
его причину. Современники Петра и авторы более поздних исторических тру-
дов предлагают целый спектр мнений. Одни приписывали эти судороги  трав-
мирующему воздействию того ужаса, который он испытал в 1682  г.,  десяти
лет от роду, когда стоял рядом с матерью и на глазах у  него  озверевшие
стрельцы убивали Матвеевых и Нарышкина. Другие находили истоки болезни в
потрясении, перенесенном им семь лет спустя, когда Петра разбудили среди
ночи в Преображенском вестью о том, что стрельцы идут убивать его  само-
го. Третьи грешили на безудержное пьянство, к которому царь пристрастил-
ся с легкой руки Лефорта - чего стоит один Всепьянейший собор! Был  даже
слух, просочившийся на Запад в письмах из Немецкой слободы, будто  недуг
царя был вызван ядом, который подослала ему  Софья,  пытаясь  расчистить
себе путь к престолу. Однако самой  правдоподобной  причиной  эпилепсии,
особенно если больной никогда не получал сильного удара по голове*,  от-
чего на ткани мозга может появиться  рубец,  считается  перенесенное  им
длительное и тяжелое воспаление. В ноябре 1693 - январе 1694 года у Пет-
ра на протяжении нескольких недель держался сильный жар -  тогда  многие
даже опасались за его жизнь.  Подобное  воспаление,  скажем,  энцефалит,
способно вызвать образование на  мозге  локального  рубца,  впоследствии
раздражение поврежденного участка под действием  особых  психологических
возбудителей дает толчок припадкам такого свойства, какими страдал Петр.
Болезнь глубоко повлияла на личность Петра, ею  в  значительной  степени
объясняется его необычайная скованность в присутствии незнакомых ему лю-
дей, неосведомленных о его конвульсиях и потому не подготовленных к это-
му зрелищу" [132].

   * Есть точные сведения, что во время  одной  из  "воинских  потех"  в
опасной близости от Петра разорвалась граната, и он получил сильную кон-
тузию.

   Добавлю вслед за Мэсси; не только скованность,  но  и  многочисленные
припадки дикой, неконтролируемой ярости, а также подробно описанные сов-
ременниками патологические привычки. Например, Петр  с  каким-то  ненор-
мальным упрямством стремился не только поить людей "в лежку" посредством
знаменитого Кубка Большого Орла - вспоминают, что сам он, обожавший  ук-
сус и оливковое масло, приходил в бешенство, когда кто-то этими  "яства-
ми" пренебрегал. И самолично, случалось, вливал в  рот  тому  или  иному
бедняге бутылку уксуса или масла. Поведением нормального человека, пусть
даже самодура, это никак не назовешь.
   Любопытные воспоминания оставил  епископ  Солсбери  Джилберт  Вернет,
много общавшийся с Петром во время его поездки  в  Англию:  "Он  человек
очень горячего и вспыльчивого нрава, наделенный крайне грубыми  страстя-
ми. Природную свою горячность он усугублял тем, что в больших дозах  пил
бренди, который собственноручно и с усердием очищал. Он  подвержен  кон-
вульсиям во всем теле, и, похоже, что они сказываются и на  его  голове.
Недостаток рассудительности и непостоянство характера  слишком  часто  и
заметно проявляются у него".**

   ** Из трех детей Петра от Евдокии Лопухиной в младенчестве  и  раннем
детстве умерли двое. Из двенадцати детей от Екатерины - десять (десятая,
дочь Анна, скончалась двадцатилетней). Роковые случайности  или  патоло-
гия, препятствовавшая производству на свет жизнеспособного потомства?

   О пьянстве - фактически алкоголизме - Петра написано немало. В  самом
деле, "чего стоит один Всепьянейший собор!" Под  этим  названием  широко
известен "Сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор" - долголет-
няя забава Петра, злейшая пародия на церковную иерархию, по тем временам
считавшаяся необыкновенным святотатством.  "Князем-папой"  был  назначен
Зотов, сам Петр удостоился лишь с присущей ему скромностью звания  "про-
тодьякона" собора. О деятельности этого "клуба" можно сказать тремя сло-
вами - пили, как лошади. Пародируя при  этом  все  существовавшие  тогда
церковные обряды. Именно тогда и стали шептаться, что на престол  взошел
антихрист - попойки отнюдь не проходили за закрытыми дверями,  время  от
времени устраивались маскарадные шествия, как две капли воды  напоминав-
шие более поздние "антирелигиозные праздники", вошедшие в моду в  первые
годы советской власти... В этой части своего  повествования  А.  Толстой
полностью придерживается исторической правды - "и голым его гузном  били
яйца в лохани... князю, забив свечу в задний проход,  пели  вокруг  него
ермосы, отчего он отдал Богу душу..."
   Брауншвейгский посланник Вебер оставил описание одной  самой  обычной
ассамблеи во времена уже зрелого Петра.
   Некий гражданский чиновник Бассевич за недосугом  опоздал  к  началу.
Петр заставил его выпить четыре стакана венгерского (при том,  что  тог-
дашние стаканы были побольше наших граненых -  А.  Б.),  а  потом  велел
сесть за стол и пить дальше, с прилежанием.
   Затем Петр усмотрел, что на левой стороне стола, где сидели министры,
больше пригубливают, чем пьют. Заставил каждого  выпить  по  "огромному"
стакану и ушел наверх, к императрице, предварительно поставив у всех вы-
ходов часовых, которые должны были следить, чтобы никто не покидал  зас-
толья.
   "Великий адмирал (вероятно, Апраксин - А.Б.), напировавшись,  плакал,
как ребенок, что обыкновенно с ним бывает в подобных случаях. Князь Мен-
шиков упал замертво, и его люди принуждены были послать за княгинею и ее
сестрою, которые с помощью разных спиртов привели его в чувство и попро-
сили у царя позволения ехать с ним  домой.  Князь  валашский  (Кантемир)
схватился с обер-полицмейстером; то начиналась  какая-нибудь  ссора,  то
слышалось чоканье бокалов на братство и вечную дружбу".
   Не менее знаменательные воспоминания оставил  другой  немец  -  Верх-
гольц.
   Взявшись распоряжаться танцами, Петр поставил  в  первые  пары  самых
дряхлых стариков, дав им в партнерши самых молодых  дам.  Сам  возглавил
пляску, приказав всем выделывать ногами то же, что и он. "Старики  пута-
лись, задыхались, кряхтели, у некоторых кружились головы, другими  овла-
девали припадки одышки, некоторые и не выдерживали и повалились на  пол,
другие присели на корточки. Петр рассердился, приказал прекратить музыку
и заставил каждого из неудачных танцоров выпить  по  большому  штрафному
бокалу крепкого венгерского".
   Впрочем, нужно заметить: Петр, сам пьяневший  очень  медленно,  любил
напаивать допьяна других еще и для того, чтобы у них развязывались  язы-
ки. Сталин впоследствии перенял эту привычку,  ставшую  серьезным  подс-
порьем в государственных делах и ему...
   По свидетельству современников, лишь в  самые  последние  годы  жизни
Петр отвык от привычки забираться на стол, где бы ни  происходил  празд-
ник, и плясать вприсядку среди посуды...
   Одним словом, пресловутое дирижирование оркестром и публичное  испол-
нение "калинки" - не нововведения нашего времени, а всего лишь продолже-
ние добрых старых традиций Петра I, который во время официальных и  нео-
фициальных визитов в зарубежные страны и там  развлекался  так,  что  об
этом потом долго вспоминала вся Европа. Когда в голландском  анатомичес-
ком театре спутникам Петра стало дурно от непривычного зрелища, царь ве-
лел им наклониться к рассеченному трупу и зубами  рвать  мускулы.  Когда
два дворянина из "Великого посольства" весьма неодобрительно  отозвались
о поведении царя, по их мнению, выставлявшему себя на  посмешище,  Петр,
ничуть не озаботясь тем, что находится в чужой стране, приказал заковать
их в кандалы и как ни в чем не бывало попросил голландцев обеспечить ему
плаху с палачом - поскольку он намерен казнить двух своих  приближенных.
Голландцы отговаривали его как могли. С превеликими трудами  отговорили.
Однако Петр потребовал, чтобы "оскорбителей" по крайней мере отправили в
ссылку. Голландцы уступили, и два русских бедолаги очутились в ссылке  в
отдаленнейших колониях Голландии - один на Яве, другой в Суринаме...
   В Англии Петр опять-таки вел себя весело и непосредственно. Посещения
кабаков и забавы с одной из известных лондонских актрис были,  в  общем,
цветочками. Английский король поселил русского монарха в поместье знаме-
нитого писателя Джона Эвлина - на беду последнего.  После  того,  как  в
ухоженном поместье три месяца пьянствовал Петр с приближенными,  хозяева
"...обнаружили, что полы и ковры в доме до того перемазаны  чернилами  и
засалены, что надо их менять. Из голландских печей  вынуты  изразцы,  из
дверей выломаны медные замки, краска на дверях попорчена  или  загажена.
Окна перебиты, а более пятидесяти стульев - то есть все, сколько было  в
доме - просто исчезли, возможно, в печках. Перины, простыни и пологи над
кроватями изодраны так, будто их терзали дикие звери. Двадцать картин  и
портретов  продырявлены;  они,  судя  по  всему,  служили  мишенями  для
стрельбы. От сада ничего не осталось. Лужайку так вытоптали и развороти-
ли, будто по ней маршировал целый  полк  в  железных  сапогах.  Восхити-
тельную живую изгородь длиной в четыреста футов, высотой девять и  шири-
ной пять сровняли с землей. Лужайка, посыпанные гравием дорожки,  кусты,
деревья - все погибло. Соседи рассказали, что русские  нашли  три  тачки
(приспособление, тогда еще в России неизвестное) и придумали игру: одно-
го человека, иногда самого царя, сажали в тачку, а другой, разогнавшись,
катил его прямо на изгородь".
   Так что принятие Петром причастия по англиканскому обряду,  сделанное
как-то наспех, на фоне всего этого смотрелось вовсе уж безобидно -  хотя
православных спутников Петра ужаснуло...
   О гомосексуализме Петра многие говорили открыто, связывая  это  то  с
Францем Лефортом, то с Меншиковым.
   Сохранилось "розыскное дело" сержанта Преображенского полка - он,  не
особо-то и принимая меры предосторожности, в кругу сослуживцев  говорил,
что "государь-де с Меншиковым живет бляжьим образом".  Самое  любопытное
тут - даже не эти высказывания (наверняка основанные если не  на  точной
информации, то на стойких слухах, имевших хождение в гвардии), а  приго-
вор болтуну. Его всего лишь сослали в Оренбург, в  армейскую  часть.  По
меркам того времени - гуманизм невероятнейший. Чтобы в полной мере можно
было оценить до странности загадочную мягкость подобного приговора, при-
веду три примера - практически стандартные завершения пустяковых, в  об-
щем, дел...
   27 нюня 1721 г. В Петербурге празднуют двенадцатую  годовщину  победы
под Полтавой. Зело поддавший мужичок Максим Антонов в экстазе  вернопод-
даннических чувств прорывается сквозь цепь солдат и начинает бить  Петру
поясные поклоны, а когда охрана пытается его оттащить,  заезжает  одному
из гвардейцев в ухо. Бедолагу арестовали, пытали до ноября (на дыбе и  с
раздроблением костей в тисках), после чего последовал утвержденный сена-
том приговор: "Крестьянина Максима Антонова за то, что к  высокой  особе
Его Царского Величества подходил необычно, послать в Сибирь и  быть  ему
там при работах государевых до его смерти неотлучно".
   Второй пример. В городе Конотопе, в кабаке,  некий  солдат  предложил
некоему украинцу выпить за здоровье "государя императора". Украинец  по-
нятия не имел, что это за император такой (до окраин еще не дошло извес-
тие о принятии Петром императорского  титула)  и  ответил что-то  вроде:
"Черт его там знает, что за император такой, я, кроме государя  и  знать
никого не хочу".
   Заковали, повезли в Тайную канцелярию, в Петербург, пытали, "били ба-
тогами нещадно", потом выпустили...
   Третий пример. Деревенский поп из Козловского уезда приехал впервые в
жизни в Москву и видел там, как Петр, отъезжая со двора Меншикова,  заб-
рал в карету свою собачку, посадил на колени и поцеловал. Вернувшись до-
мой, попик сдуру стал об этом подробно рассказывать землякам - и оказал-
ся в Москве вновь, уже под конвоем, на допросе у самого  Ромодановского.
Его, правда, из уважения к сану, не пытали - но за "ущербные чести царе-
вой" разговоры нещадно выпороли плетьми и погнали домой по этапу...
   Согласитесь, после таких примеров простая высылка в Оренбург  разбол-
тавшегося о царской педерастии гвардейца выглядит предельно странно...
   Я уже не говорю о том, что именно при Петре жутким цветком  распусти-
лось пресловутое "слово и дело" - венец петровского политического сыска,
позволявший кому угодно  принародно  выкрикнуть  обвинение  против  кого
угодно...
   Самый последний заключенный мог, прокричавши эти страшные слова,  ав-
томатически подвести под пытки практически любого человека. Чтобы  чита-
тель составил некоторое представление о повседневной практике  созданной
Петром Тайной канцелярии, приведу в переводе на современный литературный
язык официальный документ: "Обряд, как обвиняемый пытается".
   "Для пытки обвиняемых в преступлениях отводится особое место, называ-
емое застенком. Оно огорожено палисадником и накрыто крышей, потому  что
при пытках бывают судьи и секретарь для записи показаний пытаемых.
   В застенке для пытки устроена дыба, состоящая из трех столбов, из ко-
торых два врыты в землю, а третий положен наверху поперек.  Ко  времени,
назначенному для пытки, кат, или палач должен явиться в застенок со все-
ми инструментами, а именно: шерстяным хомутом, к которому пришита  длин-
ная веревка, кнутами и ремнем для связывания пытаемым ног.
   Палач перекидывает длинную веревку через поперечный столб дыбы, потом
закручивает пытаемому руки на спину, заправляет их в хомут и  вместе  со
своими помощниками тянет веревку до тех пор, пока человек не повиснет  в
воздухе. После этого палач связывает ноги пытаемого упомянутым выше рем-
нем, а другой конец последнего прикручивает к столбу.
   Бели человек не винится и на дыбе, пытают иначе:
   1. В тисках, сделанных из трех толстых железных полос с винтами. Меж-
ду полосами кладут большие пальцы пытаемого, от рук - на среднюю полосу,
а от ног - на нижнюю. После этого палач начинает  медленно  поворачивать
винты и вертит их до тех пор, пока пытаемый не повинится или пока  винты
вертеться не перестанут. Тиски надо применять с разбором и умением,  по-
тому что после них редко кто выживает.
   2. Голову обвиняемого обвертывают веревкой,  делают  узел  с  петлей,
продевают в нее палку и крутят веревку, пока пытаемый не станет без слов
(т.е. потеряет сознание - А.Б.).
   3. На голове выстригают на темени волосы до голого  тела,  и  на  это
место, с некоторой высоты, льют холодную  воду  по  каплям.  Прекращают,
когда пытаемый начнет кричать истошным голосом, и глаза у него выкатыва-
ются.
   После этой пытки многие сходят с ума, почему и ее  надо  применять  с
осторожностью.
   4. Если человек на простой дыбе не винится, класть между ног  на  ре-
мень, которыми они связаны, бревно. На бревно становится палач  или  его
помощник, и тогда боли бывают сильнее.
   Таких упорных злодеев (кто запирается -  А.Б.)  надо  через  короткое
время снимать с хомута, вправлять им кости в суставы, а потом опять под-
нимать на дыбу. Пытать по закону положено три раза, через десять и более
дней, чтобы злодей оправился,  но  если  он  на  пытках  будет  говорить
по-разному, то его следует пытать до тех пор, пока на трех пытках подряд
не покажет одно и то же, слово в слово. Тогда, на последней пытке,  ради
проверки, палач зажигает веник и огнем водит по голой спине висящего  на
дыбе, до трех раз или более, глядя по надобности.
   Когда пытки кончатся и злодей, повинившийся во всем, будет  подлежать
ссылке на каторгу или смертной казни, палач особыми щипцами  вырывает  у
него ноздри и, сверх того, на щеках и лбу ставит знаки. Для этого он бе-
рет клейма, в которых острыми  железными  спицами  изображены  слова,  и
сильно бьет злодея в лоб и щеки, а потом натирает  порохом,  после  чего
слова те бывают ясно видны навсегда".
   Слов нет, пытали и до Петра. Однако прежде никому не приходило в  го-
лову превращать пытку в  индустрию,  составлять  писаные  руководства...
Можно еще добавить: так как в петровские времена солдат  в  армию  брали
навечно ("бессрочно"), а кое-кто, удрученный такой перспективой,  бежал,
то всем поголовно "забритым" стали делать на правой  руке  татуировку  в
виде креста, чтобы безошибочно опознавать беглых - за  двести  с  лишним
лет до нацистских номеров-татуировок на руке узников концлагерей...
   При Алексее Михайловиче количество деяний, за которые по закону пола-
галась смертная казнь, приближалось к шестидесяти. При Петре -  возросло
до девяноста. Любопытно высказывание Петра о полиции: "Полиция есть душа
гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой
безопасности и удобности". Разумеется, в первую очередь  подразумеваются
"безопасность и удобность" самого Петра... Вряд ли под  этой  сентенцией
подписались бы те, из кого "душа государства" выбивала  душу,  частенько
без всякой вины.
   Милый человек Роберт Мэсси,  автор  классического  трехтомного  труда
"Петр I", к его чести, вовсе не пытается  объявить  петровские  зверства
"исконно русской привычкой". Наоборот. Американец, со всем обожанием от-
носящийся к Петру, долго перечисляет сходные по времени западноевропейс-
кие  примеры  -  виды  пыток  и  казней,  сверхсуровые  законы.  С   од-
ной-единственной целью: доказать, что подобная практика во  всей  Европе
была обыденной. И дальше пишет еще более определенно: "И  все-таки  Петр
не был садистом. Он вовсе не наслаждался зрелищем человеческих страданий
- не травил же он, к примеру, людей медведями просто для потехи, как де-
лал Иван Грозный. Он пытал РАДИ ПРАКТИЧЕСКИХ НУЖД ГОСУДАРСТВА  (выделено
мною - А.Б.), с целью получения необходимой информации и казнил в  нака-
зание за предательство. И немногие из его русских и  европейских  совре-
менников в XVII веке взялись бы оспаривать подобные выводы".
   Честно говоря, порой мне трудно бывает  понимать  гуманных  американ-
цев... С одной стороны, Мэсси в чем-то прав -  по  всей  Европе  свистал
кнут и шипело раскаленное железо. С другой...
   Тирания Петра для России в чем-то была  качественно  новым  явлением.
Иван Грозный был сатрапом. Он мог, не чинясь, снести дюжину голов  -  но
многие тысячи людей благополучно поживали себе в отдалении, поскольку не
попадались сатрапу на глаза. Петр же создал систему, по  которой  всякий
без исключения был признан винтиком. Жуткий механизм, обрекавший при оп-
ределенном повороте дел всякого, правого или виноватого, на самую страш-
ную участь. Есть разница меж спущенным на людей ради развлечения  медве-
дем и писаным руководством для пыток.
   Система Петра в чем-то - предвосхищение нацистской. Простая аналогия:
теоретически любой антисемит в свое время, возникни у него желание, имел
возможность ударить, оскорбить еврея, устроить погром - однако всегда  и
везде рисковал получить по загривку дубинкой шуцмана или  ножнами  шашки
городового. Но нацистские законы как раз официально поставили евреев вне
закона. Нечто подобное случилось и при Петре -  если  раньше  для  того,
чтобы угодить на дыбу, требовались веские основания, отныне под пытошную
практику была подведена теория. А теория,  общеизвестно,  в  тысячу  раз
превосходит жестокость любых сатрапов - поскольку для теории всякий ста-
новится не личностью, а "подлежащим биологическим объектом".
   И еще. Если пытки, как пытается нас уверить Мэсси, были общеевропейс-
кой практикой, трудно с этой точки зрения понять поведение Петра во вре-
мя кровавой расправы со взбунтовавшимися стрельцами.  Противореча  себе,
тот же Мэсси пишет, что Петр "пытался спрятать свои пыточные  камеры  от
глаз и ушей европейцев". Отчего же, если это была "общая практика"?  Вы-
ходит, чуял, что поступает неправильно?
   Пытали от Урала до Бискайского залива. И все же... Я не могу предста-
вить себе английского короля, который шпагой рубит  посуду  перед  своим
маршалом и кричит ему: "Ты, бляжий сын!" Не могу представить французско-
го короля, палкой в кровь колошматящего  своего  министра.  Австрийского
императора, который заставляет придворных собственноручно отрубать голо-
вы схваченным бунтовщикам. Да и русские цари,  включая  Ивана  Грозного,
избегали эксцессов, характерных для Петра...
   "Он пытал ради практических нужд  государства..."  Когда  в  пытошные
явился патриарх, чтобы просить пощады для стрельцов, Петр его  буквально
вышвырнул. Были казнены несколько священников, только за то, что они мо-
лились за несчастных. Жена какого-то мелкого подьячего, проходя мимо по-
вешенных, бросила сдуру: "Кто знает, виноваты вы или нет?" Пытали и выс-
лали из Москвы и ее, и мужа.
   Чтобы проверить подозрения (кто-то донес, что мятежные стрельцы пере-
писывались с Софьей), сенных девушек царевны били кнутом.  Одну  из  них
Петр, случайно вошедший в застенок, освободил от  дальнейших  истязаний,
заметив, что девушка беременна, - но это ему не помешало приказать пове-
сить обоих. Для полковых священников мятежных войск соорудили особую ви-
селицу в виде креста, их вешал придворный шут,  наряженный  православным
иерархом. Троих стрельцов повесили у самых окон Софьиной кельи. Какие во
всем этом были "практические нужды"?
   Иногда бывали случаи прямо-таки сюрреалистического юмора. В одной  из
тюрем обнаружилось "пыточное общество", куда принимали лишь заключенных,
перенесших хотя бы одну пытку. Продвижение на более  высокие  ступени  в
обществе зависело от способности мужественно переносить все более жуткие
пытки. Выше всех стояли те, кто вытерпел пытки падающей по  капле  водой
или засунутым в ухо раскаленным угольком.
   Когда майор Глебов стал любовником заточенной в монастырь Евдокии Ло-
пухиной, Петр приказал посадить его на кол - и надеть  тулуп  с  шапкой,
чтобы не замерз (дело происходило зимой). Майор мучился на  колу  восем-
надцать часов. Ни тени чувств Петр, конечно, к бывшей супруге не испыты-
вал - надо полагать, попросту не потерпел посягательств на свою, пусть и
бывшую, но собственность.
   В своей последней книге И. Бунич утверждает, что существуют резолюции
Петра на следственных делах: "Смертью не казнить. Передать докторам  для
опытов".
   Конкретных источников Бунич не приводит - а его  гипотезы  не  всегда
стопроцентно подтверждены документами. Однако это чрезвычайно похоже  на
Петра. Я бы не удивился, окажись вдруг, что Петр первым ввел в  практику
медицинские эксперименты на живых людях - его стиль, его нравы, его  па-
тологическое пренебрежение к людским жизням...
   Даже Николай II, отнюдь не похожий на кроткого голубка (известны  де-
сятки его кровожадных резолюций об  усмирении  и  казни  "бунтовщиков"),
высказался о Петре I  весьма  нелицеприятно:  "Я  не  могу  не  признать
больших достоинств моего предка... но именно он  привлекает  меня  менее
всех. Он слишком сильно восхищался европейской культурой... Он уничтожил
русские привычки, добрые обычаи, взаимоотношения, завещанные предками".
   В конце концов, во все времена у государственного  руля  не  единожды
оказывались пьяницы, полубезумцы, развратники, гомосеки, сатрапы, проли-
вавшие кровь, сносившие головы женам,  сыновьям  и  дочерям,  тиранившие
подданных так, что это превосходило всякое воображение. Быть может, цель
и в самом деле оправдывает средства, и свершения Петра искупают всю про-
литую им кровь? В самом деле, кто нынче помнит, чем (точнее, каким коли-
чеством трупов и разбитых судеб) оплачены промышленные успехи  Англии  и
США), на чьих костях стоят великолепные здания и современные фабрики?
   Но в том-то и дело, что не было никаких "свершений" Петра. Было шара-
ханье из крайности  в  крайность,  обезьянничанье,  самодурство,  кровь,
крайне завлекательные, но оказавшиеся пустышками прожекты...  И  только.
По большому, глобальному, стратегическому счету  результат  оказался  во
сто раз ниже затраченных усилий.
   Рассмотрим реформы и их последствия подробно...

ЭКОНОМИКА

   Наша ннтеллигенцня-образованщина (проверено на личном опыте в  много-
численных беседах-тестах) до сих пор считает главным признаком  отстава-
ния допетровской России чисто внешний: долгополые охабни, рукава до пят,
окладистые бороды, незнание иностранных языков. Дело даже не в том,  что
бороды начали брить еще до Петра, а языки многие знали неплохо...
   Совдеповская интеллигенция (которая и правила бал в первые годы  "пе-
рестройки", пока не была вышвырнута на обочину) не  учена  по-настоящему
ни рынку, ни цивилизованной экономике, в простоте душевной полагая,  что
"есть вещи поважнее рынка", как недавно выразился  кто-то  на  страницах
центральной газеты; что рынок - для других. А ей, демократической интел-
лигенции, правительство как раз и должно платить за героическое и перма-
нентное отстаивание идей рыночной демократии...
   Все вопли об "упадке культуры" как раз и объясняются тем, что  интел-
лигентным бездельникам перестали платить. Невероятно на  первый  взгляд,
но есть одна-единственная область, где "радикал-демократы" и  "национал-
патриоты" начинают употреблять практически одинаковые обороты, и осужда-
ющие фразы совпадают даже текстуально: когда речь заходит о частном кни-
гоиздании. И тот, и другой лагерь громогласно сокрушается о "мутном  по-
токе" "недолитературы", захлестнувшем прилавки...
   О том, что среди сего "мутного потока" -  Пушкин  и  Пастернак,  Ман-
дельштамм и Фрейд, Ломброзо и Костомаров, Довлатов и Булгаков, предпочи-
тают умалчивать. Иначе придется признать простой, как мычание факт:  го-
сударство перестало платить только за то, что человек  (неважно,  нацио-
нал-патриот или радикал-демократ) что-то там  напечатал. Вот  и  стенают
"ревнители культуры", "экономисты" и "аналитики", оказавшиеся вдруг не у
дел...
   Эскьюз ми, мы, кажется, отвлеклись. Как выражается мой знакомый  док-
тор наук и профессор: "Я не интеллигент, у меня профессия  есть".  Гуми-
лев, кстати (который Лев), на вопрос, числит ли он себя  среди  интелли-
генции, решительно отвечал: "Да боже упаси!" Но это так, к слову.
   Весь этот пассаж приведен с одной-единственной целью: напомнить,  что
сплошь и рядом петровские реформы печатно и публично оценивают люди, ко-
торые просто не понимают, в чем был корень зла...
   Бороды и охабни - сие вторично, третично,  десятирично.  Всего  через
полторы сотни лет после борьбы Петра с бородами мода  на  бороды  пышным
цветом расцвела в Западной Европе, ими щеголяли все - от  Жюль  Верна  и
Пастера до Бисмарка и Мольтке, а человек с бритым лицом вплоть до первой
мировой войны прежде всего вызывал мысли, что это, должно быть, актер, у
коего отсутствие растительности на лице вызвано сугубо профессиональными
соображениями. Даже появился словесный оборот, встречающийся  во  многих
романах того времени - "бритый, как актер"...
   Главный и трагичнейший признак российского отставания от Западной Ев-
ропы - не одежда и прически, а слабость  третьего  сословия.  Отсутствие
(или пребывание в зачаточном состоянии)  институтов,  аналогичных  евро-
пейским торговым и ремесленным гильдиям. Именно на горожан, кровно заин-
тересованных в отмене средневековых феодальных правил, мешавших спокойно
торговать и производить, опирались европейские короли в борьбе с баронс-
кой вольницей.
   Россия в этом плане трагически отставала. Трагически, но не безнадеж-
но - в правление Алексея Михайловича, Федора и Софьи прямо-таки ударными
темпами стала развиваться самая что ни на есть  рыночная  экономика,  то
есть - частное предпринимательство, торговля и производство, практически
свободные от опеки государства.
   Иван Грозный, как много раз говорено, был сатрап. Он мог рубить голо-
вы и варить на сковородах, спускать на народ медведей и громить  изобли-
ченные в сепаратизме города. Однако он - как любой другой российский са-
модержец до Петра - вовсе не посягал на основы рынка.
   Не лез в экономику.
   Меж тем Петр впервые в отечественной истории начал  в  самых  широких
масштабах внедрять систему, охарактеризовать которую прямо-таки подмыва-
ет термином "большевизм".
   Или - государственный капитализм, не суть важно. Не тот случай, когда
стоит играть терминами. Главное - если  до  Петра  российская  экономика
развивалась по общемировым законам, при Петре она вернулась к  откровен-
ному рабству. То есть укладу, который по самой сути своей не может  быть
эффективным...
   Простой и яркий пример - металлургическо-оружейное производство.  До-
петровский Пушечный двор, главный оружейный завод России, не был, конеч-
но, частным предприятием. Однако  все  до  единого  там  работавшие,  от
"главных  конструкторов"  до  последнего  подметальщика  стружек,   были
вольнонаемными, получали самую высокую в стране "казенную"  зарплату  (и
даже, подобно западноевропейским мастерам, имели свой цеховой знак,  ко-
торый носили на груди). В царских указах особо подчеркивалось, что хозя-
ева заводов, как русские, так и иностранцы, обязаны нанимать "всяких лю-
дей по доброте, а не в неволю".
   При Петре на многочисленных, выраставших, как грибы, заводах в основ-
ном работали рабы - бесправные люди, трудившиеся за харчи, загнанные  за
высокие стены на всю жизнь. В документах того  времени  сплошь  и  рядом
встречаются слова "отдать в работу навечно": не только на оружейные  за-
воды, но и в прядильные мастерские, если речь идет о женщинах. Указ 1721
г. гласил, что все промышленники,  даже  не  дворянского  происхождения,
имеют право покупать деревни с крепостными крестьянами,  которых  вправе
заставлять пожизненно трудиться на заводах и рудниках.  Дошло  до  того,
что с заводов запрещаюсь изымать беглых от помещиков крестьян, - но лег-
ко догадаться, что эти "облагодетельствованные" беглецы становились  ра-
бами уже не помещика, а фабриканта...
   Это был поворот, повторяю, даже не к феодализму - к  рабству.  Причем
грустный парадокс в том, что не только были обращены в рабов мастеровые,
но  и  фабриканты  порой  становились  таковыми...  не  по  своей  воле.
Берг-и-Мануфактур Коллегия (тогдашнее министерство горного дела  и  про-
мышленности) строило за казенный счет фабрики, а потом сдавало их  част-
ным лицам или компаниям... иногда не спрашивая желания. Когда было реше-
но начать собственное производство сукна, в 1712 г.  высочайше  поведено
"завести за казенный счет фабрики и отдать их торговым людям, а буде во-
лею не похотят, ХОТЯ БЫ И НЕВОЛЕЮ". Наверное, это единственный в мировой
практике пример, когда фабрикантом делали в принудительном порядке...
   Легко представить, с какой "производительностью" трудились  фабричные
рабы, сколь "инициативно" управляли навязанными им  фабриками  нежданные
владельцы...
   Логически продолжая "прогрессивный" курс петровских реформ, в 1736 г.
Анна Иоанновна издала указ, по которому все вольные мастеровые, в данный
момент работающие на заводах, объявлялись "навечно и с потомством"  зак-
репленными за фабрикантами...
   А Европа меж тем усиленно развивала частную,  рыночную  экономику.  В
России же согласно очередному указу (декабрь 1719 г.) подлежал беспощад-
ному битью кнутом всякий помещик, который не доносит о  наличии  на  его
землях полезных ископаемых (а откуда ему, бедолаге, не получившему долж-
ного образования, знать, что в его землях скрывается?!).
   Легко догадаться, что произведенные с помощью рабского  труда  товары
качеством не блистали. Даже благорасположенный к Петру историк  вынужден
написать: "Только грубые солдатские сукна были хороши, да  все  то,  что
нужно было для военного снабжения, до пушек включительно, но товары чис-
то промышленные, которые искали себе сбыта в народе, были плохи".
   Поскольку с ними успешно конкурировали товары иностранные, Петр, дабы
поддержать отечественных промышленников, пошел по избитому  пути:  вздул
до небес пошлины на импортные товары. Таможенный сбор с некоторых  това-
ров составлял 37% их стоимости, а для иных - даже 75%. Эти тарифы  отме-
нили только в 1731 г., когда стало совершенно ясно, что никакой  практи-
ческой пользы от них нет...
   На Запад из России вывозилось исключительно  сырье.  Как  ни  пытался
Петр грознейшими указами обязывать русских купцов везти свои  товары  за
границу, ничего не выходило - купцы отлично  понимали,  что  предприятие
это безнадежное. За все время царствования Петра лишь дважды  случалось,
чтобы русские купцы выбирались за границу с товарам и, а не сырьем. Пер-
вый случай - плавание в Стокгольм некоего Барсукова (судя по  тому,  что
известно только о самом факте плавания, зато полное молчание сохраняется
о результатах, ничего путного из этой затеи не вышло).
   Второй случай и вовсе предельно анекдотичен. В тот же Стокгольм прип-
лыли из Ревеля несколько русских купцов - на  крохотном  суденышке  -  и
привезли... немного полотна, каленые орехи и деревянные ложки. Из эконо-
мии эти негоцианты не пошли в гостиницу, а варили  себе  кашу  прямо  на
костре у причала, где и ночевали, а днем на купленных тут же санях езди-
ли по городу (дело, кстати, происходило летом), и как принято в  России,
во всю глотку орали: "Кому ложек? Кому  орешков?"  Русский  посланник  в
Стокгольме Бестужев ужаснулся при виде таких визитеров и попытался  отп-
равить их домой, но они не послушались.
   Сохранилось унылое донесение Бестужева в Петербург:  ""Русские  купцы
никакого почтения не оказывают, беспрестанно пьяные, бранятся и  дерутся
между собою, отчего немалое бесчестие русскому народу. И хотя  я  вашего
величества указ им и объявлял, чтобы они смирно жили и чистенько себя  в
платье содержали, но они не только себя в платье чисто не  содержат,  но
некоторые из них ходят в старом русском платье без галстуха, также неко-
торые и с бородами по улицам бродят".
   Голландский резидент в Петербурге, поначалу испугавшийся русской кон-
куренции в Европе, вскоре написал на родину, что  созданные  Петром  для
внешней торговли "кумпании" "пали сами собою"...
   Вдобавок ко всему вовсю резвились "высшие люди".
   Меншиков, Шафиров и Петр Толстой решили завести шелковую мануфактуру.
Добились немалых налоговых льгот, получили из  казны  огромные  ссуды  и
субсидии, согнали крепостной народ - но, как легко догадаться, управлять
производством не сумели, основные капиталы промотали и переключились  на
промысел моржей в Белом море...
   Именно Петр, без малейших натяжек, стал родоначальником не только го-
сударственного капитализма (который  порой  крайне  трудно  отличить  от
"развитого социализма"), но и ГУЛАГа. По-моему, от большевистского ГУЛА-
Га и "великих строек социализма" ничем не отличается  петровское  строи-
тельство Петербурга - куда опять-таки сгоняли со всей страны людей,  ко-
торые работали под конвоем за миску похлебки  (менее  известно,  что  на
строительстве города и Ладожского канала сложили свои косточки  и  сорок
тысяч пленных шведов). Кроме того, ради ускоренного возведения Петербур-
га Петр запретил домостроение из камня по всей стране - что  также  было
приказным вторжением в частное предпринимательство...
   У Петра были и свои  Беломорканалы.  Десятки  тысяч  людей,  насильно
пригнанных, десять лет рыли канал меж Волгой  и  Доном,  но  потом  Азов
пришлось вернуть туркам, строительство, отнявшее массу времени, трудов и
жизней, пришлось забросить. Когда в 1718 г. начали рыть  обводной  канал
от Волхова к истоку Невы, строительство  поручили  Меншикову.  Кончилось
тем, что около семи тысяч рабочих умерли от голода и болезней,  а  более
двух миллионов рублей неизвестно куда испарилось. Канал достроили лишь в
1732-м, при Анне Иоанновне...
   "Десятки тысяч народу собирались по наряду со всего  государства  для
работ по постройке и укреплению гаваней и на стройку  судов  в  адмирал-
тействе. Эта работная повинность была одна из самых тягостных для  русс-
кого народа при Петре. За работу платили, но с задержками, а самая орга-
низация работы отличалась большими недочетами. Хлеб  доставлялся  неисп-
равно, условия жизни среди болот и у моря в холодное и ненастное осеннее
время порождали эпидемические заболевания, люди гибли  тысячами  в  этой
тяжелой страде".
   Это пишет не критик, а один из тех, кто с нескрываемой симпатией  от-
носился к Петру и его делам...
   (Объективности ради стоит заметить, что и Волховский канал, и  Вышне-
волоцкий, связавший Каспий с Балтикой, играли потом важную роль в  судо-
ходстве. Однако беда петровского времени в том, что любая  удача,  любое
толковое предприятие сопровождалось десятком провалов в других  областях
жизни, массовыми жертвами, казнокрадством...)
   Со временем, при наследниках Петра, промышленность стала давать сбои,
безнадежно отставать от европейской - потому что рабский труд, как тыся-
чу раз говорено, непродуктивен. К началу XIX века отставание стало свер-
шившимся фактом и аукнулось впоследствии позорным поражением в  Крымской
войне. Военная, техническая и научная отсталость, вызвавшая это  пораже-
ние, лежит своими корнями в абсолютно нерыночных реформах Петра.
   Вообще, как давно подметили объективные историки, сложилась  железная
закономерность: те отрасли промышленности, куда государство  не  вторга-
лось со своей манией "развивать", как раз и достигали  наибольших  успе-
хов. У Петра и его преемников не доходили руки до легкой  промышленности
- и в XIX веке Россия завалила отличными ситцами и другими  тканями  всю
Евразию... Производство посуды избегло царского ока - и получил  всемир-
ную известность русский фарфор. Подобных примеров множество. Зато отрас-
ли, либо сделанные "казенными", либо находившиеся под  бдительным  прис-
мотром государства, постепенно хирели и чахли - металлургия,  судострое-
ние, домостроение...
   Плюс ко всему - чудовищная милитаризация. В 1701 г. армия и флот пог-
лощали три четверти доходов государства, в 1710-м - четыре пятых  (78%),
в 1724-м (когда никакой войны не было) - две трети.
   Чтобы добывать деньги на военные забавы, Петр пошел по пути, от кото-
рого отказались его предшественники. При Федоре и Софье  жалованье  тем,
кто работал на государство, было повышено - Петр его не единожды урезал.
При Федоре и Софье снижались налоги - при Петре же...
   Согласно сделанным еще до революции подсчетам (П.Н. Милюков), за вре-
мя царствования Петра прямые и косвенные налоги возросли в пять с  поло-
виной раз, и эта цифра не учитывает еще огромную инфляцию.
   Рассмотрим новые налоги, введенные Петром.
    1. "Орленая" бумага (все официальные документы, от договоров по мел-
       ким сделкам  до прошений в гос. учреждения должны были подаваться 
       на гербовой бумаге).
    2. Сбор на рождение (родился ребенок - плати).
    3. Сбор на похороны (помер близкий - плати).
    4. Сбор на заключение брака.
    5. Сбор на составление завещания.*
    6. Налог на пшеницу.
    7. Налог на свечи.
    8. Налог с владельца лошади.
    9. Налог на конскую шкуру (сдох у тебя конь, ободрал ты его - плати).
   10. Налог на конские хомуты.
   11. Налог на упряжные дуги.
   12. Налог на ношение бороды.
   13. Отдельный налог на ношение усов.**
   14. Каждый десятый поросенок от каждой свиньи должен сдаваться в каз-
       ну.
   15. Налог на домовладение (в Москве).***
   16. Налог на ульи (по всей России).
   17. Сбор с покупки кровати.
   18. Банный сбор (с каждой баньки).
   19. Мельничный сбор и сбор с владельца постоялого двора.****
   20. Трубный сбор (есть у тебя печь с трубой - плати).
   21. Сбор с дров, купленных для собственного употребления.*****
   22. Налог на орехи (купил орехи, а в их цену включен и налог).
   23. Налог на арбузы.
   24. Налог на огурцы.
   25. Налог на питьевую воду.
   26. Налог на продажу лошадей.
   27. Налог на частные рыбные ловли.
   28. Налог на покупку гробов.
   Кроме того, источником вышибания денег стали так называемые "казенные
монополии" на тот или иной продукт или товар, над производством и прода-
жей которого государство осуществляло контроль и  по  своему  усмотрению
регулировало на него цену. В этот перечень входили: все виды  спиртного,
смола, деготь, рыба, рыбий жир, масло, мел, ворвань, поташ, ревень, сви-
ная щетина, сибирские меха, шахматы, игральные карты, лен,  табак,  соль
(что до соли, ее указом от 1705 г. предписывалось продавать  со  стопро-
центной "накруткой", и люди, которым не по силам  было  платить  бешеные
деньги, из-за отсутствия соли болели и умирали).

Как все это знакомо, не правда ли?
* Указанные в списке налоги с 1-го по 5-й - это современная гос.пошлина ЗАГСа и нотариальных контор, которая никого всерьез не возмущает.
** Нам знакомы и другие подобные налоги. Например, не так уж давно отмененный налог на бездетность (6%), который в народе называли, уж простите - из песни слова не выкинешь, "налогом на яйца".
*** Нам и это знакомо, и не только в Москве.
**** Напоминает пресловутый налог на добавленную стоимость (НДС), только сейчас он покруче!
***** Налоги 17, 18, 21-26,28 - это же известный нам налог с продаж, только сейчас мы платим его практически с любой покупки и услуги.

Вот и получается по логике А.Бушкова, что во всем виноват Петр I. Не будь Петра, жили бы мы сейчас припеваючи и не платили вовсе никаких налогов! Вы можете в это поверить?
(Комментарий С.Шишкина)

   Однако и этого не хватало, чтобы прокормить государственных монстров,
отрицавших все нормальные законы экономики. Тогда грянуло  невиданное  в
России новшество - подушная подать. Как многое нововведения Петра, поза-
имствованная во Франции. Вместо принятой раньше податной единицы,  "дво-
ра", отныне брали с каждой живой души - от младенцев  до  стариков.  Эту
систему отменил лишь в 1887 г. Александр III...
   Петр тем не менее не достиг в увлекательном деле измышления все новых
податей подлинных высот. Во время Отечественной войны немецкие оккупанты
в Белоруссии брали налог за каждое окно в избе, а также налог на собак и
кошек. В свое время Петр отчего-то не обратил внимания на столь заманчи-
вые статьи доходов - и слава Богу, не исключено, что в  этом  случае  на
Руси вовсе перевелись бы собаки и кошки...
   Стоит еще добавить, что попутно сдирали колокола с церквей, дабы  пе-
реплавить их на пушки, забривали в солдаты монахов и всех "праздношатаю-
щихся"...
   Подобное налоговое ярмо требовало драконовских мер для его выполнения
- а потому по всей стране были расквартированы войска, которые  и  взяли
на себя функцию сборщиков налогов.
   Выглядело это так. Была произведена "раскладка полков на землю", и по
всей стране разместили воинские  части,  которые  население  обязывалось
взять на полное содержание. Денежки должен был вышибать особый комиссар,
избиравшиеся из дворян данной губернии. Полк, разместившийся в  конкрет-
ной местности, не только жил за ее счет, но и брал на себя  массу  поли-
цейских функций: ловлю воров и разбойников, удержание крестьян от  побе-
гов и ловля беглых, искоренение незаконного винокурения  и  контрабанды,
содействие лесничим в борьбе против незаконных порубок, надзор за  граж-
данскими чиновниками. В.О. Ключевский пишет: "...пастьба полковых  лоша-
дей и домашнего офицерского и солдатского скота на общих выгонах,  право
военного начальства требовать в известных случаях людей для полковых ра-
бот и подвод для посылок, право общего надзора за  порядком  и  безопас-
ностью в полковом округе - все это должно было создавать постоянные  не-
доразумения у войскового начальства с обывателями".
   В указе Сената 1727 г. говорилось прямо: "Бедные российские крестьяне
разоряются и бегают не только от хлебного недорода и подушной подати, но
и от несогласия офицеров с земскими правителями, а у солдат с мужиками".
   Драки солдат с мужиками происходили постоянно  -  до  нашего  времени
дошло немало повествующих об этом судебных дел.
   Всего тяжелее приходилось при сборах подушной подати, которую собира-
ли земские комиссары с прикомандированными  к  ним  воинскими  отрядами.
"Каждый объезд продолжался два месяца; шесть месяцев в году села  и  де-
ревни жили в паническом страхе под гнетом  или  в  ожидании  вооруженных
сборщиков".
   В Казанской губернии менее чем через два года этакого военно-финансо-
вого хозяйствования полк не досчитался при очередной ревизии 13 000  душ
- более половины всех числившихся по бумагам  налогоплательщиков.  Наро-
дишко попросту разбежался...
   "Офицеры обыкновенно знать не хотят местное начальство, грубят и дер-
зят даже воеводе, а когда воевода пожалуется полковнику, то это  хорошо,
если полковник грубо ответит, что не дело воеводы судить поведение  гос-
под офицеров; а то пошлет команду, отберет у воеводы шпагу и посадит его
под арест, "яко сущаго злодея" - как жаловался в сенат один воевода, ко-
торому пришлось испытать на себе полковничье беспристрастие".
   Прежде Петра никто не додумался до оккупации собственной страны...
   Позже, как полагается, полномочия военных незаметным образом расшири-
лись - теперь полковая канцелярия выдавала паспорта уходящим на заработ-
ки крестьянам, солдаты обеспечивали стопроцентную явку дворян на  собра-
ния, а полковник выступал в роли судьи при всех столкновениях обывателей
с его солдатами (о беспристрастности такого судьи  читатель  сам  должен
составить свое мнение). Сбор подушной подати вообще был передан от граж-
данских военным. Полковому начальству официальным указом поручили "смот-
рение за губернаторами и воеводами",  вылившуюся  в  контроль  над  всей
гражданской администрацией, которой, по сути, оставили две функции:  ис-
полнять, не раздумывая, распоряжения сверху и вышибать налоги...
   Практически то же самое творилось и в городах. На  "посадских  людей"
наложили две тяжелейших повинности - рекрутскую и постойную.  Посадские,
как и крестьяне, должны были выставлять новобранцев и снабжать их  хлеб-
ным пайком. Торговые люди сами рекрутчине не подлежали, но Обязаны  были
давать рекрутов из своих "задворных" людей - тех, кто подряжался жить на
купеческом дворе "вечно". Посадские обязаны были снабжать войска  прови-
антом (разумеется, за бесплатно), давать лошадей и подводы, чинить доро-
ги и мосты. На постой солдат ставили "по скольку человек на двор придет-
ся" - то есть, сколько поместится, вытесняя иной  раз  хозяев.  Посошков
писал: "При квартирах солдаты и  драгуны  так  несмирно  стоят  и  обиды
страшные чинят, что и исчислить их не можно. А где офицеры их стоят,  то
и того горше чинят... и того ради многие и домам своим не рады, а в оби-
дах их никакого суда сыскать негде: военный суд далек от простых  людей,
не токмо простолюдин не доступит к нему, но и военный человек на  нерав-
ного себе не скоро суд сыщет".
   Посошков знал о сем бедствии не понаслышке: его  самого  в  Новгороде
некий полковник ни с того ни с сего, из чистого куража поливал бранью  и
грозил проткнуть шпагой. Просто так - не вовремя "штафирка"  попался  на
дороге. Когда Посошков попытался подать на обидчика в суд, тот на суд не
пошел, заявив, что он человек военный и судить его может лишь  столичная
военная коллегия. Необходимо отметить, что Посошков был  весьма  богатым
купцом, не последним человеком по меркам того времени....
   Петровская армия вела себя в России, словно в завоеванной  стране.  В
Костроме полковник Татаринов выгнал за город всех членов городского  ма-
гистрата - то есть высшего органа городской гражданской администрации. В
Коломне генерал Салтыков, будучи там проездом, "бил бургомистра смертным
боем". Другого коломенского бургомистра некий драгунский офицер в  неве-
ликих чинах велел своим солдатам высечь, что и было исполнено. В  Пскове
пьяные солдаты застрелили члена ратуши, а бургомистра били так,  что  он
умер. Это лишь малая часть примеров - кроме того, все  вышеперечисленные
буйства совершили люди проезжие, случайные. Как вели себя военные,  жив-
шие в городах постоянно, догадаться легко - еще хуже...
   Параллельно шло закабаление крестьянства - именно при Петре как раз и
началось то, что впоследствии именовалось "русским рабством".
   История крепостного права в России - вопрос сложный и обширный.  Тех,
кто им интересуется, могу отослать к книге К. Валишевского  "Иван  Гроз-
ный" - вопреки упрекам со стороны иных дебилов в "русофобии",  Валишевс-
кий, на мой взгляд, сумел показать долгую, непростую историю формировав-
шейся несколько сот лет системы крепостного права.  Пересказывать  книгу
бессмысленно, поэтому постараюсь растолковать суть проблемы кратко.
   До Петра крестьянин был крепостным, но не рабом.
   Он не мог покинуть своего помещика - однако был не "вещью", а ограни-
ченным в правах, зависимым. И только. Согласно достоверным сведениям,  у
некоторых крепостных крестьян во времена Алексея Михайловича  были  даже
свои крепостные!
   После указа Петра от 1711 г. "О крепости крестьянской" крестьянин как
раз и стал вещью. Отныне его можно было продать с  землей  и  без  земли
(либо разлучив семью), проиграть в карты, выменять на  обученного  мате-
риться попугая, убить, сослать без суда в Сибирь, загнать пожизненно  на
рудник или на завод...
   Петр и ввел рабство, просуществовавшее полторы сотни лет. Даже  заме-
чательный русский историк Н. Эйдельман однажды продемонстрировал поверх-
ностность знаний о том времени, написав следующее:  "...в  других  краях
(т.е. в Европе - А.Б.) мужик, конечно, платил  и  кланялся  сеньору,  но
разве можно, скажем, представить Санчо Пансу рабом, продаваемым на  аук-
ционе?"
   Но ведь и в допетровские времена невозможно представить  продаваемого
или меняемого на борзую русского крестьянина! (Кстати, законы,  капля  в
каплю напоминавшие отмену русского "Юрьева дня", появились в Англии  го-
раздо раньше, в 1349 г.)
   Более того, во времена первой "ревизий", всеобщей переписи населения,
крепостными стали все, кто оказался "в хозяйстве" помещика, - даже  сво-
бодные люди. Тот, кто угодил в списки,  из  крепостного  состояния  выр-
ваться уже не мог. Любые жалобы на неправильное внесение в  список  были
строжайше запрещены.
   Именно Петр первым положил  начало  внутригосударственной  паспортной
системе, сначала охватывавшей исключительно крестьян, которые могли вый-
ти за пределы поместья только с бумагой от барина, а потом, как это час-
тенько бывает в России, монстр помаленьку рос и  охватил  всех  поголов-
но...*

   * Кстати, аналог  современных  трудовых  книжек  и  пресловутой  33-й
статьи изобрел Наполеон I.

   Многие "нововведения" Петра к тому же были чисто механическим перене-
сением на российскую почву европейских реалий. Так обстояло с поморскими
судами - как-то, побывав на русском Севере, Петр усмотрел  "старомодные"
корабли и строжайшим указом повелел строить новые исключительно на "гол-
ландский" манер. Однако в том-то и загвоздка, что поморские корабли  ис-
покон веков предназначались для плавания во льдах, а потому  имели  осо-
бое, только им присущее строение корпуса - как шведские и норвежские  (и
прославившийся впоследствии "Фрам" Нансена). А голландские корабли  слу-
жили исключительно для плавания по теплым морям, где нет льда.  Но,  как
легко понять, перечить Петру никто не осмелился - и гораздо более подхо-
дящие для плавания в Ледовитом океане корабли стали ломать. Хотя в  Шве-
ции и Норвегии суда такого типа, конечно же, сохранились на все последу-
ющие времена...
   Француз Кампредон писал: "Вообще Россия гораздо менее  разоряется  от
уплачиваемых народом податей, чем от лихоимства тех лиц, на которых воз-
ложена обязанность собирать эти подати. Царь от этого ничего не  теряет,
потому что он время от времени конфискует имение уличенных в лихоимстве,
но народу это не приносит никакого облегчения".
   Иностранцу вторит обер-прокурор Ягужинский:  "Большая  часть  доходов
собирается неправильно и не в надлежащее время, плательщики  по  большей
части не знают, что и сколько должны платить, и не  получают  надлежащих
квитанций. Бедные подданные предоставлены произволу сборщиков и вынужде-
ны часто платить один и тот же налог несколько раз или в большем,  коли-
честве, чем положено; отсюда происходит великое разорение для плательщи-
ков, а казна ничего не выигрывает, так как эти  лишки  делаются  добычей
частных лиц. В казну не попадает и третьей части сбора,  хотя  подданные
уплачивают его полностью и даже с излишком"
   Позднее, в 1726 г., Меншиков писал в докладной Верховному Тайному Со-
вету: "Мужикам бедным бывает страшен один въезд и проезд офицеров и сол-
дат, комиссаров и прочих командиров; крестьянских пожитков в платеж  по-
датей недостает, и крестьяне не только скот и пожитки продают, но и  де-
тей закладывают, а иные и врозь бегут;  командиры,  часто  переменяемые,
такого разорения не чувствуют, никто из  них ни о чем больше не  думает,
как только о том, чтобы взять у крестьянина последнее в  подать  и  этим
выслужиться".
   Годом ранее о том же писал и Сенат: "Платежом подушных денег  земские
комиссары и офицеры так притесняют, что крестьяне не  только  пожитки  и
скот распродавать принуждены, но многие и в земле посеянный хлеб за бес-
ценок отдают и оттого необходимо принуждены бегать за чужие границы".
   Естественно, начались восстания и  побеги.  Впервые  за  все  времена
русской истории народ побежал массами. Бегали и до того, но не  в  таких
масштабах. Опять-таки впервые целые деревни и станицы бежали  в  "басур-
манскую" Турцию - лишь бы подальше от Петра.
   В начале XX столетия П.Н. Милюков, изучив петровские архивы, пришел к
страшным выводам: уже к 1710 г. податное население (т.е. за вычетом дво-
рянства, высшего духовенства и купечества - А.Б.)  уменьшилось  на  одну
пятую. Конечно, в это число входят и беглые, но все равно, не менее пят-
надцати процентов податного населения России погибло...
   Иногда казна бывала форменным образом пуста. Когда однажды Петру  по-
надобилось отослать своему союзнику, польскому королю Августу, субсидию,
пришлось забрать наличность из нескольких контор, занять денег у  Троиц-
кого монастыря, у купца Филатьева, даже одолжить у Меншикова  420  золо-
тых...
   О народных симпатиях и антипатиях лучше всего  сможет  поведать  один
интересный факт: в российской истории встречались самозванцы, выдававшие
себя за "Алексея Петровича", "Петра  II",  "Иоанна  Антоновича",  "Петра
III", "Павла I", "Цесаревича Константина" - но ни  единого,  объявившего
бы себя Петром I, не замечено.
   Комментариев не будет.*

* Комментарий как раз необходим: появление самозванцев под тем или другим именем, на мой взгляд, не служит критерием симпатий и антипатий народа. Для самозванства важнее другое, в частности - неизвестные в народе, "загадочные" обстоятельства смерти (как правило, насильственной) лица, за которого самозванец себя выдает. Петр I, как и многие другие правители, был для самозванства слишком известной и узнаваемой личностью (С.Шишкин).

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

   В этой области - ни малейших успехов. Внешняя политика  при  Петре  I
была делом сиюминутным, чисто тактическим. Характерная ее черта - резкий
поворот от наметившегося при Федоре и Софье сближения с католическим ми-
ром в сторону протестантских стран. Еще один парадокс  Петра  состоит  в
том, что он, с одной стороны, потакал православному духовенству в  расп-
равах над "иноверцами"*, с другой - всю свою жизнь искал союзов и дружбы
исключительно с протестантами, которых  православные  считают  страшными
еретиками...

   * Как раз при Петре вновь начались публичные  сожжения  "еретиков"  и
религиозных вольнодумцев, чего Русь, за редчайшими исключениями, не зна-
ла последние двести пятьдесят лет.

   После смерти Петра не осталось  каких-либо  прочных  и  выгодных  для
страны военно-дипломатических союзов, если не считать не принесших ника-
кой пользы  браков  царской  дочери  и  двух  племянниц  с  иностранными
князьками. Изоляция и тупик, если по большому счету...
   Вообще то, что можно называть "внешней политикой",  началось  лишь  с
царствованием Екатерины II. Трудно назвать обычной и нормальной  внешне-
политической деятельностью перевод Меншиковым награбленных  миллионов  в
зарубежные банки, полнейший застой в  заграничных  делах,  наблюдавшийся
при Анне Иоанновне, или деятельность  министров  Елизаветы,  за  крупную
взятку втравивших Россию в абсолютно чуждую ей Семилетнюю войну...

ВОЕННОЕ ДЕЛО

   О военных успехах Петра принято писать лишь в самых восторженных  то-
нах. Не отрицая столь серьезного и масштабного предприятия, как  занятие
русскими Прибалтики, следует все же сделать одно немаловажное уточнение:
нужно помнить, что Россия сражалась с державой, находившейся не в   рас-
цвете сил, а скорее "на закате". Мощь Швеции была уже непоправимо подор-
вана и участием в Тридцатилетней войне, и рядом крупных потерь в  воинс-
кой силе и военном флоте, понесенных  во  второй  половине  XVII  в.  от
Польши.
   Не мешает помнить еще, что Полтавская битва, которую  нас  с  детских
лет приучили считать чем-то невероятно грандиозным и эпохальным, была, в
общем, едва ли не заурядной стычкой - другого слова просто не подберешь,
ознакомившись с точными данными...
   С русской стороны в Полтавском сражении  участвовало  непосредственно
лишь десять тысяч солдат (и еще тридцать тысяч стояли в резерве). У шве-
дов - шестнадцать тысяч. Против четырех шведских орудий были  выставлены
семьдесят два русских (а по другим данным - сто двенадцать). Нужно  под-
черкнуть, что речь идет о свежих русских частях и  предельно  измотанных
шведских, которые действовали на враждебной им территории, не получая ни
подкреплений, ни провианта, ни боеприпасов. Не зря В.О. Ключевский,  ко-
торого никак нельзя заподозрить в русофобии, так и писал:  "Стыдно  было
бы проиграть Полтаву... русское войско, им (Петром  -  А.Б.)  созданное,
уничтожило шведскую армию, т.е. 30 тысяч отощавших, обносившихся,  демо-
рализованных шведов, которых затащил сюда 27-летний скандинавский бродя-
га".
   Наконец, длилась Полтавская битва всего два часа. Но даже  располагая
крупным превосходством в людях и вовсе уж подавляющим перевесом в артил-
лерии, Петр применил "новинку" - впервые в русской военной истории  поя-
вились расположившиеся в тылу наступающих заградительные отряды, которые
получили от Петра приказ стрелять по своим, если те дрогнут...
   (Замечу еще: в 1708 г., когда Карл XII вступил в пределы России, Петр
впал в такую панику, что распорядился вывезти из Москвы кремлевские сок-
ровища. Ради удобства обороны Кремля едва не  был  снесен  храм  Василия
Блаженного...)
   Знаменитый петровский флот, которому посвящены исполненные восторжен-
ного умиления книги и фильмы, на деле представлял собой скопище  сметан-
ных "на живую нитку" из сырого дерева кораблей,  по  петровскому  обычаю
предназначавшихся для решения узких, сиюминутных задач. Историки упрека-
ют преемников Петра за полнейшее пренебрежение флотом, который Екатерине
II пришлось практически возрождать заново,  но  в  том-то  и  суть,  что
вплоть до времен Екатерины II у России просто не было масштабных,  стра-
тегических задач, требовавших океанского флота. А потому со смертью Пет-
ра мгновенно воцарилось запустение, корабли за отсутствием боевой задачи
тихонько гнили...
   Кстати, рекрутов в петровские времена вели на службу  в  кандалах.  В
городах, до распределения по полкам, их держали "в великой  тесноте,  по
тюрьмам и острогам, немалое время, и, таким образом еще на  месте  изну-
рив, отправляли, не рассуждая по числу людей и далекости пути с одним, и
то негодным, офицером или дворянином, при  недостаточном  пропитании;  к
тому же поведут, упустив удобное время, жестокою  распутицею,  отчего  в
дороге приключаются многие болезни, и помирают  безвременно,  другие  же
бегут и пристают к воровским компаниям, ни крестьяне и  ни  солдаты,  но
разорители государства становятся. Иные с охотой хотели бы идти на служ-
бу, но видя с начала над братией своей такой непорядок, в великий  страх
приходят" (из доклада Военной коллегии Сенату, 1719 г.).
   О флоте. Один из лучших адмиралов царя,  англичанин  Паддон,  вопреки
британской традиции известный человеколюбивым отношением к матросам, пи-
сал, что "русский флот, вследствие дурного продовольствия, потерял людей
вдвое больше любого иностранного флота". И это при том, что в те времена
во всех военных флотах царили жутчайшие условия быта для матросов...
   В 1716 г. адмирал Девьер писал царю из Копенгагена: "Здесь мы  нажили
такую славу, что в тысячу лет не угаснет. Из сенявинской команды  умерло
около 150 человек, и многих из них бросили в воду в канал,  а  ныне  уже
покойников 12 принесло ко дворам, и народ здешний о том жалуется, и  ми-
нистры некоторые мне говорили, и хотят послать к королю".
   У того же Паддона в 1717 г. из-за гнилого  продовольствия  в  течение
месяца из 500 новобранцев умерло 222, а остальные "почитай, помрут с го-
лоду, обретаются в таком бедном состоянии от лишения одежды, что, опаса-
ются, вскоре помрут". (Письмо Паддона)
   Наконец, примером совершенно утопических "прожектов",  повлекших  ог-
ромные жертвы, остается Прутский поход Петра.
   Представители православных балканских народов,  буквально  осаждавшие
Москву с просьбой о помощи, из лучших побуждений  преувеличивали  размах
антитурецкого движения в своих странах и в  таких  же  пропорциях  преу-
меньшали ожидавшие русскую армию трудности. Изображалась совершенно фан-
тастическая картина:  как при одном появлении русских войск сербы,  чер-
ногорцы, болгары, валахи и молдаване прямо-таки сметут в  едином  порыве
турецких угнетателей...
   Наслушавшись этих сказок, Петр писал фельдмаршалу Шереметеву: "Госпо-
дари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то они  сейчас
же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к  восста-
нию против турок: на что глядя и сербы (от которых мы такое же  прошение
и обещание имеем), также болгары и другие  христианские  народы  встанут
против турок, и одни присоединятся  к  нашим  войскам,  другие  поднимут
восстание внутри турецких областей; в таких  обстоятельствах  визирь  не
посмеет перейти за Дунай, большая часть войска его разбежится,  а  может
быть, и бунт поднимут".
   Французский историк Жорж Удар  писал  впоследствии:  "...он  (Петр  -
А.Б.) имел несчастье, вместо того, чтобы сконцентрировать все усилия  на
заключении мира со Швецией, ввязаться  в  хаос  сложных  дипломатических
интриг, которые требовали тонкого политического чутья, изощренной дипло-
матии и финансовых средств, которых ему не хватало".
   Оценка событий вернейшая... В июня 1711 г. русские войска под  коман-
дованием Петра вступили в Молдавию.
   Однако единственной "подмогой", какую они дождались, стал приезд мол-
давского господаря Кантемира с кучкой придворных. Не было ни многотысяч-
ных отрядов восставших, ни обещанных складов с провиантом,  ни  воды.  А
турецкое войско вместо того, чтобы поднять бунт против своих начальников
и разбежаться, взяло русских в окружение...
   Петр, сидя в осажденном лагере, до того пал духом,  что,  направив  к
великому визирю своего посла Шафирова, приказал  добиваться  мира  любой
ценой. Если потребуется, не только отдать Турции все завоеванные на  юге
земли, но и вернуть шведам всю Прибалтику, кроме Петербурга, а если шве-
дам этого покажется мало, отдать им и Псков  с  прилегающими  землями...
Словом, ведено было "соглашаться на все, кроме рабства".
   К счастью, турки вовсе не собирались вести дипломатические баталии  в
защиту шведских интересов (иначе, вполне возможно, в Пскове сегодня  го-
ворили бы по-шведски).
   Однако в отстаивании своих интересов преуспели.
   Шафиров и великий визирь Балтаджи Мехмет-паша подписали  трактат,  по
которому Россия обязывалась вернуть Турции Азов,  срыть  свои  крепости,
Таганрог и Каменный Затон, уничтожить русские корабли на Черном море, не
вмешиваться в польские дела, не держать в Польше войска,  отказаться  от
содержания в Стамбуле постоянного посольства (что по меркам того времени
было неслыханным унижением российской дипломатии). Горькая ирония заклю-
чается в том, что после первого сражения турецкие войска, даже  янычары,
отнюдь не горели желанием идти в бой. Турки поймали Петра на самый  при-
митивный и наглый блеф...
   В Прутском походе русская армия потеряла 27 285 человек. Из них в бо-
евых действиях погибли только 4800, остальные - от жажды, болезней и го-
лода. Однако, вернувшись в Петербург, Петр  поступил  совершенно  по-со-
ветски - устроил пышный парад, словно это он остался победителем  и  бе-
зусловным триумфатором...
   На фоне столь трагической неудачи почти незамеченной прошла  и  забы-
лась надолго гибель в Хиве двухтысячного отряда князя  Бековича-Черкасс-
кого, отправленного  реализовать  очередной  преждевременный  петровский
прожект - разыскать старое русло реки Аму-Дарья и направить ее течение в
Каспийское море...
   В заключение стоит сказать, что, вопреки устоявшейся точке зрения,  в
главных военных походах Петра значительную часть армии составляли все же
не "полки нового строя", а те самые стрельцы, которые  считаются  "отме-
ненными и распущенными" еще в самом начале XVIII в. К 1708  г.  в  строю
еще было 14 старых стрелецких полков, а многие их тех,  что  именовались
"солдатскими", на деле были опять-таки старыми стрелецкими...
   А всеобщая милитаризация жизни привела к тому, что даже "лихие  люди"
в массовом порядке поддавались новым веяниям - одни имели на  вооружении
пушки, другие (в Орловской провинции) выстроили себе укрепление "военно-
го образца", где и сидели вместо традиционных чащоб и пещер. В  Лихвинс-
ком уезде некий разбойник Сиротка одел свою шайку в военные  мундиры,  а
при себе постоянно держал "почетный караул с фузеями и шпагами"...

ЗАКОН, ЮСТИЦИЯ, ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ

   Допетровская Россия отнюдь не представляла собой некую "черную  дыру"
в области законодательства. Наоборот, за последние шестьсот  лет  сложи-
лись правовые традиции и законоустановления, пусть и уступавшие западно-
европейским, но не намного. Можно ради экономии места отослать  читателя
к книге профессора М.Ф. Владимирского-Буданова, считавшейся в 1886  луч-
шим университетским курсом, и переизданной в  1995  г.:  "Обзор  истории
русского права". Даже беглое знакомство с этим трудом  способно  многому
научить... [40]
   Петр, ломавший, такое впечатление, все, до чего  мог  дотянуться,  по
сути, ликвидировал старую систему русского права, переведя страну в  ре-
жим "чрезвычайщины". Россия управлялась не законами, а царскими указами,
полностью игнорировавшими прошлый опыт. Именно Петр стал родоначальником
"троек" и "внесудебных совещаний",  впоследствии  перенятых  большевика-
ми...
   Даже Мэсси вынужден был признать: "Во всеобщей  халатности,  зависти,
продажности, как в болоте, увязла и едва не захлебнулась система  управ-
ления, которую он пытался создать".
   Поняв, наконец, что с казнокрадством и взяточничеством (вызванными  к
жизни его же реформами) обычными средствами не справиться,  Петр  создал
особые комиссии по расследованию. Каждая состояла из гвардейских  офице-
ров - майора, капитана и поручика, которым было приказано  рассматривать
дела и вершить суд не по закону, а "согласно здравому смыслу и  справед-
ливости".
   Известно, что творится, когда огромные полномочия получают люди, каж-
дый из которых имеет свой здравый смысл и по-разному понимает справедли-
вость... Брауншвейгский посланник Бебер писал: "...члены почтенного  Се-
ната, куда входили главы знатнейших родов из всех царских владений, были
обязаны являться к какому-то лейтенанту, который судил их и  требовал  у
них отчета".
   Добавлю, что эти самые гвардейские офицеры сплошь и  рядом совершенно
не разбирались в сложных делах, которые им предстояло решать  по  "спра-
ведливости". О их поведении наглядный пример  дает  жалоба  фельдмаршала
Шереметева, к которому нежданно-негаданно оказался приставленным гвардии
сержант Щепотьев. И не просто соглядатаем - Щепотьев привез с собой  ад-
ресованную фельдмаршалу царскую  инструкцию,  где  говорилось,  что  Ще-
потьеву "велено быть при вас некоторое время, и что он вам  будет  доно-
сить, извольте чинить". Другими словами, фельдмаршалу предлагалось  сле-
довать приказам сержанта...
   Сохранились письма Шереметева своему свату Головнну. В одном он жалу-
ется: "Он, Михаиле (Щепотьев - А.Б.), говорил во весь народ, что прислан
он за мною смотреть и что станет доносить (приказывать - А.Б.),  чтоб  я
во всем его слушал". Строчки из второго письма: "Если мне здесь прожить,
прошу, чтоб Михаиле Щепотева от меня взять... непрестанно  пьян.  Боюсь,
чево б надо мной не учинил; ракеты денно и нощно  пущает,  опасно,  чтоб
города не выжег". Судя по сочувственному ответу Головина, репутация  Ще-
потьева была всем известна - как самая незавидная.
   Если так поступали с фельдмаршалом, одним из любимцев Петра,  имевшим
огромные заслуги перед государством Российским, легко  представить,  как
куражились над менее высокопоставленными  чинами  облеченные  высочайшим
доверием гвардейцы. Даже на заседаниях Сената, считавшегося высшим  пра-
вительственным учреждением, постоянно присутствовал гвардейский  офицер,
чтобы своей властью отправлять в крепость тех, кто на  заседании  станет
вести себя "неподобающе и неблагопристойно".
   Посланным в провинцию гвардейцам предписывалось "губернаторам непрес-
танно докучать", чтобы они неотложно  исполняли  царские  требования,  в
противном случае гвардейцы должны были "как губернаторов, так и вице-гу-
бернаторов и прочих подчиненных сковать за ноги, и на шею полонить цепь,
и по то время не освобождать, пока они не  изготовят  ведомости  (отчет-
ность - А.Б.)". В 1723 г. в Твери за волокиту со сбором налогов тверско-
го воеводу вкупе с прочим высшим начальством долго держали в  оковах  по
распоряжению гвардейского рядового солдата, нагрянувшего из  Петербурга.
Солдат Преображенского полка Пустошкин посадил на цепь  московского  ви-
це-губернатора Войекова, имевшего чин бригадира (средний меж полковником
и генералом) - а вдобавок чуть ли не всю губернаторскую канцелярию. Сви-
детель этого, президент юстиц-коллегии граф Матвеев, уточняет,  что  чи-
новники были нисколько не виноваты - вызвавшие  царский  гнев  неряшливо
составленные "ведомости" были делом рук не Войекова, а прежней админист-
рации, но гвардеец в такие тонкости не вникал...
   В марте 1711 г. Петр сделал доносительство официальной  государствен-
ной службой. Было создано  особое  ведомство  из  чиновников-доносчиков,
названных фискалами, состоявшее из пятисот человек, а во главе их  стоял
обер-фискал, в чью задачу входило "выведывать случаи  злоупотребления  и
доносить на виновных Сенату, невзирая на чины и звания".  Доносительство
стало профессией - даже большевики этого повторять не стали, держа своих
многочисленных стукачей "за штатом"...
   Объективности ради нужно упомянуть, что порой фискалы и в самом  деле
приносили пользу, вскрывая злоупотребления провинциальной администрации.
Однако все их благие дела были каплей в море произвола. Сама организация
этого ведомства создавала широчайшее поле для злоупотреблений - в случае
правильности доноса половина штрафа шла в пользу фискала, в  случае  же,
если донос оказывался ложным, предписывалось фискалу  "в  вину  того  не
ставить".
   Даже в официальных документах на высочайшее имя встречались предложе-
ния типа "Фискалов всех следует повесить ни одной рейке". Дошло до того,
что митрополит Стефан Яворский выступил в Москве с обличительной  пропо-
ведью против фискалов, справедливо заметив, что "они поставлены вне  за-
кона, тогда как прочие отданы им на милость. Какой же то  закон,  напри-
мер, поставить надзирателя над судом и дать ему волю, кого хочет,  обли-
чить, поклеп сложить на ближнего..." Петр на это никак  не  отреагировал
(а ведь мог бы митрополита и посадить, но не сделал  этого,  благородная
душа...). Правда, чуть погодя царь издал указ об ответственности  фиска-
лов за ложные доносы, но в указе особо оговаривалось: если ложность  до-
носа явилась следствием ошибки, фискал освобождается от ответственности,
"ибо невозможно фискалу во всем ведать аккуратно". Однако и в случае до-
казанного злого умысла, побудившего к ложному доносу, фискал подвергался
лишь... "легкому штрафу, чтобы впредь  лучше  осмотрясь  доносил".  Петр
считал, что "лучше недоношением ошибиться, чем молчанием"...
   Обер-фискал Алексей Нестеров прославился тем, что отдал под суд  даже
собственного сына. Однако через несколько лет появился указ, из которого
русский люд узнал, что Нестеров "1. Будучи обер-фискалом, не  только  за
другими противных дел (нарушений закона - А.Б.) не смотрел, но и сам  из
взятков и по дружбе многое в делах упущение делал; 2. В провинциальные и
городовые фискалы многих определял недостойных,  и  то  за  деньги,  ло-
шадьми, запасами и разными другими вещами с них брал; 3. От разных чинов
людей за просьбу и предстательство к судьям и за  произведение  к  делам
брал многие посулы деньгами и другими вещами".
   Нестерова колесовали. Его преемник Михаила Желябужский,  уличенный  в
подделке духовных завещаний, был бит кнутом и сослан на каторгу.  В  об-
щем, как говаривали древние римляне:"Кто охранит охранителей?" Или "Quae
mala sunt inchoata in principio vix bono perguntur exitli".*

   * Вещи, которые в принципе дурны в начале, редко завершаются добром в
конце (латинск.).

   Сохранился рассказ о том, как однажды Петр велел обер-прокурору  Ягу-
жинскому написать указ о ворах: если выраженная в деньгах стоимость  ук-
раденного достаточна для покупки веревки, надлежит ее купить и  вора  на
ней повесить. Ягужинский (сам мастак по части  казнокрадства  и  взяток)
ответил, что в случае принятия такого указа Петру грозит  опасность  ос-
таться вовсе без подданных. Если это и анекдот, то основанный на суровой
реальности петровской эпохи, когда Меншиков, к примеру, ухитрялся  прис-
ваивать не просто имения, а целые города...
   Много написано о чудовищном расцвете бюрократии при Петре. Что харак-
терно, причиной этому были не русские нравы (хотя и до Петра волокиты  в
делах хватало), а опять-таки механически позаимствованные на Западе мод-
ные идейки.
   Полузабытый ныне публицист Е. Гайдар  в  простодушии  своем  полагал:
стоит только "ввести" рынок и отменить всякое государственное  регулиро-
вание, как все наладится само собой, и потекут молочные реки в кисельных
берегах. Петр, духовный отец всех российских интеллигентов, попросту ув-
лекся диаметрально противоположными, новыми в ту пору теориями "регуляр-
ности государственного строя", созданными Гроцием, Пуфендорфоми, Вольфом.
Считалось, что стоит лишь ввести "хорошие" правительственные учреждения,
как на земле наступит рай земной. Знаменитый философ Лейбниц в переписке
с Петром выразил эти тезисы, ясно: "Опыт достаточно показал,  что  госу-
дарство можно привести в цветущее состояние только посредством  учрежде-
ния хороших коллегий, ибо как в часах одно колесо  приводит  в  движение
другое, так и в великой государственной машине одна коллегия должна при-
водить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью  и
гармонией, то стрелка жизни будет показывать стране счастливые часы".
   Петр был большим любителем всяческой механики... Идеи Лейбница допол-
нял Вольф, поучавший, что государство должно руководить абсолютно  всем:
"Правительство должно иметь право и обязанность принуждать каждого к ра-
боте, установлять заработную плату и цену товаров,  заботиться  об  уст-
ройстве хороших улиц, прочных и красивых зданий, услаждать зрение обыва-
телей радующими глаз картинами, а уши - музыкою, пением птиц и журчанием
воды, содействовать общественному развлечению театральными представлени-
ями и другими зрелищами, поощрять поэзию, стараться о школьном  воспита-
нии детей, наблюдать за тем, чтобы взрослые подданные прилежали доброде-
тели и благочестию". Подданные же, по Вольфу, "должны  с  готовностью  и
охотно делать то, что власть НАХОДИТ НУЖНЫМ для общего благополучия".
   Петра это так восхитило, что он стал настойчиво звать Вольфа в Россию
осуществлять идеи на практике, предлагал даже пост президента  создавае-
мой Академии наук. Однако хитрый немец, должно быть, прекрасно  понимал,
как велика разница меж теоретическими умствованиями и повседневной прак-
тикой - и в Россию не поехал...
   Однако Петр с обычной своей энергией принялся все и вся регламентиро-
вать...
   Предписывалось ткать холсты только определенной ширины*, под  страхом
каторги запрещалось выделывать кожу для  обуви  дегтем,  употребляя  для
этого ворвань, жать было приказано не серпами, а "малыми косами с  граб-
лями", уничтожить окошки для выливания воды в бортах судов,  заменив  их
помпами; жителям Петербурга запретили пользоваться  гребными  лодками  и
предписали обзавестись парусными (причем до мельчайших подробностей ука-
зывалось, как их красить и чинить). Печи предписывалось  ставить  не  на
полу, а на фундаментах,  потолки  непременно  обмазывать  глиной,  крыши
крыть не досками, а черепицей, дерном или дранкой,  могилы  для  умерших
устраивать по единому утвержденному образцу, живым обязательно ходить  в
церковь по праздникам и воскресеньям, а священникам - "во время литургии
упражняться в богомыслии".

   * Этот указ практически погубил производство холста  в  Архангельске:
"В прежнее время у города большой торг был, много тысяч крестьян  корми-
лось, а когда указ состоялся, то крестьянству прибыла немалая тягость, а
в казну убыток, потому что у иных в избах и места столько нет, где широ-
кий стан поставить. Разорились от этого все крестьяне северные".

   Во всех случаях издавались пространные царские указы,  где  сам  Петр
расписывал "от сих и до сих" - так что указы, по сути, превращались  еще
и в длиннейшие "поучения", как было с повелением Петра "запретить  жите-
лям невской столицы ездить на невзнузданных лошадях и выпускать со  дво-
ров без пастухов коров, коз, свиней и других животных". Государь импера-
тор самолично занимался вопросами, которые  должен  решать  какой-нибудь
полицмейстер... Подозреваю, подобные указы и были спародированы Салтыко-
вым-Щедриным в "Истории города Глупова", когда один из тамошних градона-
чальников издает указ "О правильном печении пирогов".  Чертовски  похоже
на Петра...
   Между прочим, лечиться тоже следовало по указу. Попив минеральной во-
дички с олонецких источников, Петр нашел ее отменной - и велел подданным
в приказном порядке ездить "для поправления недугов на олонецкие  воды".
Когда многим водичка не помогла и не получившие исцеления стали роптать,
Петр срочно издал очередной указ, в котором объяснялось,  что  отдельные
неуспехи в лечении водами вызваны... несоблюдением пациентами  высочайше
утвержденных правил лечения.
   Воеводы на местах, засыпанные грудой указов, потихоньку,  надо  пола-
гать, приходили в состояние  полного  отупения.  В  частности,  воеводам
предписывалось "заботиться о сиротских домах, академиях и школах, а так-
же госпиталях". Однако, кроме Петербурга и пары-тройки больших  городов,
госпиталей нигде не было - как не было нигде сиротских домов, кроме  Пе-
тербурга. Академии имелись только в Москве и Киеве...
   История сохранила память о самоотверженной деятельности вятского вое-
воды Чаадаева, который попытался добросовестно выполнить очередной  указ
и основать хотя бы школу. Нашел даже учителей и комнату, остановка  была
за малым - полным отсутствием учеников. Воевода  применил  типичные  для
той эпохи методы - разослал по уезду солдат, те наловили достаточное ко-
личество подходящих по возрасту подростков. Естественно, при  первом  же
удобном случае ученики разбежались. Воевода махнул рукой на сие "просве-
тительское предприятие" и не только не завел академии, но и школ  больше
не открывал (должно быть, прекрасно понимал, что в Вятском уезде  кадров
для академии и с драгунами не разыщешь).
   Столь мелочная регламентация привела к тому, что чиновники на  местах
вообще перестали проявлять инициативу, в любой мелочи требуя  инструкций
Петра. Соликамский воевода доносил сенату, что местная тюрьма  пришла  в
жалкое состояние: "тюремный острог и избы весьма  прогнили  и  стоят  на
подпорах, так что арестанты того и гляди разбегутся" - и просил царского
именного разрешения на ремонт. Однако его перещеголял московский  губер-
натор, который не осмелился без царского указа... починить снесенную па-
водком деревянную мостовую...
   Начитавшись Лейбница, Петр учредил  коллегии  -  нечто  вроде  минис-
терств. Увы, механизм работал вовсе не так, как Лейбницу  представлялось
в Европах... С.М. Соловьев пишет: "Колеса в новых машинах не пошли хоро-
шо; вместо того, чтобы приводить друг друга в движение, они  иногда  за-
цеплялись друг за друга и мешали общему движению".
   Характернейший пример - случай с финансовой коллегией. Ее  нормальная
работа зависела от своевременной присылки из губерний отчетности. Распо-
ряжение об этом было сделано в 1718 г. - губернии никак не отреагировали
и не единой бумажки не прислали. В 1719 г. им вновь напомнили о  необхо-
димости сдать отчеты - и вновь молчание.
   По губерниям помчались гвардейцы с приказом "сковать за ноги и на шею
положить цепь, и в приказе держать, покамест не изготовят все нужные ве-
домости". Не помогло. Гвардейцы дружно доносили, что одни губернаторы  и
воеводы еще не кончили составлять отчетность, "а другие ничего и не учи-
нили". В Азовской губернии подпоручик Селиванов попробовал было посадить
под арест волокитящих чиновников, но они "силою" вырвались из-под карау-
ла и разбежались... Шел 1721 г., а с мест не поступило ни единого  отче-
та, в центре представления не имели о доходах и расходах провинции.
   Чтобы навести порядок, Петр пошел по избитому пути, блестяще высмеян-
ному Паркинсоном, - раздул штаты. В довесок к коллегиям  были  учреждены
"министерские консилии". И началось...
   Коллегии были подчинены сенату, но начальники трех важнейших -  воен-
ной, морской и иностранной - сами были членами как сената, так и "минис-
терских консилий". А потому сносились с царем, минуя сенат. По определе-
нию П.Н. Милюкова, "между тремя инстанциями  центрального  управления  -
консилией министров, сенатом и коллегиями - не существовало  правильного
иерархического отношения: власть учредительная, законодательная и испол-
нительная беспорядочным образом мешались в каждой из них".
   Петр, по сохранившимся сведениям, стал разрабатывать проект новой бю-
рократической конторы, которая исправит положение, но умер, не успев ро-
дить очередного монстра...
   Положение усугублялось еще и дефицитом на местах мало-мальски  подго-
товленных людей. Дошло до того, что провинциальное начальство силком от-
нимало друг у друга грамотеев. Известна анекдотичная (но рядовая)  исто-
рия о том, как камерир Калужской провинции* послал людей и форменным об-
разом взял в плен подьячего с писцом, служивших в воеводской канцелярии.
Воевода стал слезно просить, чтобы камерир хоть писца-то вернул, но  тот
встретил воеводского посланца "с неподобною бранью,  кричал  на  него  и
грозил, что ежели кто писца возьмет, того он, камерир,  шпагою  насквозь
просадит". Воевода, оставшись без грамотеев вовсе, не сдался и отрядил к
камериру "военную силу" - оказавшихся под рукой капитана Тюнина  и  рей-
тарского сына Анненкова. Однако бравый финансист отбил и эту атаку.  Ка-
питан Тюнин жаловался воеводе: "Оный камерир говорил мне, чтобы я впредь
за этим подьячим не ходил, а ежели опять приду, то обесчещен  буду;  Ан-
ненкову же говорил: ежели ты для взятья оного подьячего  опять  придешь,
то я тебя буду бить батожьем по спине и по брюху, да еще возьму дубину и
руки-ноги тебе переломаю".

   * Камерир - начальник финансового управления провинции; подчинялся не
местному воеводе, а столице, что усугубляло неразбериху в делах.

   Местные власти вдобавок ко всему, как уже говорилось  выше,  подчиня-
лись разным центральным ведомствам, а потому архивы  полны  документами,
живописующими, как "воевода обругал в присутствии площадными словами ка-
мерира", "камерир дерзнул бесчестить побоями воеводу", "воевода и  каме-
рир били смертным боем земского комиссара". Впрочем, мода расходилась из
столицы - "в сенате подканцлер Шафиров бранил вором обер-прокурора Скор-
някова-Писарева".
   В Муромской провинции местный священник  отважился  подписать  свиде-
тельство, что избитый  земским  комиссаром  крестьянин  умер  не  "своей
смертью", а от побоев. Комиссар нагрянул к попу во двор с командой,  об-
наружил, что тот не платил три года налог на баню, - и неделю держал под
арестом. Освободился бедный попище лишь после того, как пообещал в  виде
взятки стог сена. Комиссар его, однако, засадил вновь - в свинарник, по-
лураздев, и "морил студеной смертью трое суток". Выбив неуплаченные  на-
логи, выпустил, но расписки не дал - мало того, средь бела дня  унес  со
двора у попа трех породистых гусей. Легко догадаться, как  обращались  с
"простым" народом, если этакие измывательства над лицами духовными  схо-
дили с рук...
   При этом нужно добавить, что "задержки зарплаты" петровского  времени
способны были ужаснуть даже нынешних отощавших врачей с учителями... Ар-
хангельские приказные люди жаловались в 1720 г., что им  еще  не  выдано
жалованье за... 1717! Доходило до того, что крестьяне сами, видя  жалкое
положение чиновников, приносили им кто  пшенички,  кто  копеечку.  Когда
фискалы сцапали подьячего одной из губерний за взятку, на защиту бедола-
ги встали крестьяне и простодушно объяснили, что  они  "своим  желанием"
дали тому денег, а то бы с голоду помер...
   Даже столь важная персона, как обер-секретарь сената Щукин, бил челом
Петру: "не получая содержания, изжив свое малое именьице, пришел в край-
нюю нищету и мизер". Вдобавок, за два с лишним  столетия  до  сталинских
займов, всех поголовно чиновников обязывали отдавать часть жалованья "на
нужды государства".
   В 1726 г. Екатерина I,  понимая,  что  на  выплату  жалованья   госу-
дарственным служащим в казне  нет  денег,  вынуждена  была...  узаконить
взятки. Жалованье отныне выплачивали  только  президентам  коллегий,  "а
приказным людям не давать, а довольствоваться им  от  дела  по  прежнему
обыкновению от челобитчиков, кто что даст по своей воле, понеже и  напе-
ред того им жалованья не бывало, а пропитание и без жалованья имели".
   О деятельности судебных учреждений при Петре не хватает духу  расска-
зывать подробно. Опишу лишь одно-единственное (в общем, рядовое для того
времени) дело.
   В 1703 г. крестьяне Новодевичьего монастыря убили крепостного - чело-
века соседнего, кашинского, помещика Кисловского. Возбудили  дело.  Пос-
ланного для ареста и розыска солдата крестьяне встретили "всей  волостью
с дубьем", и служивый ретировался, прихватив попавшегося под руку мужич-
ка Ивана Дворникова. В губернской канцелярии Дворникова немного подержа-
ли и по недостатку улик выпустили, благо сам истец в то  время  как  раз
поступал на военную службу и в суд не ходил.
   Прошло семнадцать лет. Кисловский, дослужившись до поручика и получив
отпуск, вернулся в имение - и вновь  возбудил  дело  против  Дворникова.
Дворникова опять посадили - и он провел в ожидании рассмотрения дела два
года за решеткой. Впрочем, сидел он своеобразно - поскольку денег на его
содержание не отпускалось, сторожа каждое утро в течение этих  двух  лет
отпускали своего узника в город - собирать милостыню  или  подрабатывать
по мелочам. За решеткой бедолага только ночевал.
   На третий год какой-то шутник сдуру наплел Дворникову, что того соби-
раются отправить в Преображенский приказ (заведение, дублировавшее  жут-
кую Тайную канцелярию). Дворников с перепугу сбежал, приписался к  Ново-
девичьему монастырю, где его и застала первая петровская "ревизия" - пе-
репись податного населения. Кисловский, узнав, где обретается  ответчик,
послал  бумагу  в  монастырь  (по   тогдашним   правилам   монастырского
крестьянина нельзя было так просто взять с монастырских земель, если де-
ло было чисто уголовным). Монахи посадили Дворникова  под  замок,  через
неделю пришли к выводу, что дело подсудно не им, а светскому суду.
   Дворникова под конвоем отправили в кашинскую "судных и розыскных  дел
канцелярию". Пока конвой добирался туда с арестантом, канцелярию  ликви-
дировали очередным высочайшим указом.
   Вернули в монастырь. Потом повели к земскому комиссару, но  тот  зая-
вил, что преступление совершено не на его территории. После долгой пере-
писки Дворникова отвезли в Углич, на допросе, как водится, стали пытать,
отчего он умер в ноябре 1723-го. Кисловский, однако, продолжал дело про-
тив монастыря, требуя с того, как с хозяина Дворникова,  денежного  воз-
награждения за случившееся двадцать пять лет назад убийство его крепост-
ного (к которому, очень может быть, Дворников был и непричастен). Только
через двадцать семь лет, в 1730 г., Кисловский, ставший к  тому  времени
майором, получил бумагу, что дело решено в его пользу, но получил ли  он
свои денежки, неизвестно...
   С одной стороны, судьи, как и прочие чиновники, были до предела запу-
ганы потоком указов и атмосферой всеобщего страха. Историк областных ре-
форм Петра М.Н. Богословский пишет: "Возможно ли правосудие там, где суд
лишен твердости и уверенности в своих действиях? Где каждый состоявшийся
приговор может быть тотчас же изменен, где сам судья произносит приговор
неуверенным голосом? Судья того времени  действовал  с  той  же  нетвер-
достью, с какой действует человек, которому никто не верит. Ему не вери-
ло общество, которое он судил: оно не видело правды в его  приговорах  и
искало ее выше; ему не верила власть, которая его  поставила:  она  боя-
лась, хватит ли у судьи сил справиться с доверенным ему делом. Кончалось
тем, что менее всего судья стал верить в самого себя, и вот  почему  он,
опасаясь всяких апелляций и ревизий, предпочитал,  принимая  челобитную,
не давать ей никакого дальнейшего движения. Посмотрите любую вязку  дел,
оставшихся от судебных учреждений Петра: значительно большая  часть  су-
дебных дел, в ней находящихся, не окончена, и на многих из них вы видите
надпись, сделанную уже в царствование Екатерины II: "передать в архив  к
вечному забвению".
   С другой же, судьи вносили свою лепту в царившее  повсеместно  проти-
востояние всех  и  всяческих  властей.  Подробно  об  этом  рассказывает
опять-таки Богословский. Читая, не знаешь, смеяться или плакать -  право
же, нынешние неурядицы кажутся детскими играми...
   "В Переяславле-Залесском воевода по прибытии к  месту  службы  нового
судьи пригласил его принести положенную присягу, а судья обиделся на это
и велел ответить, что он к присяге не пойдет, потому что не признает  за
воеводой никакого права приводить к присяге его, судью. Владимирский во-
евода доносил на владимирского судью, что он в делах  чинит  волокиту  и
продолжение, а его, воеводу, не слушает и впредь слушать  не  хочет,  не
только не сообщает воеводе ничего о ходе судебных дел, но и отказывается
сообщить ему инструкцию (т.е.  очередные  рассылаемые  на  места  прави-
тельственные указы - А.Б.) Владимирский судья, в свою очередь, жаловался
на вмешательство воеводы  в  судебные  дела.  Архангельский  судья,  как
только прибыл на место службы, начал перебранку  с  вице-губернатором  и
грозил ему, что "будет сидеть на его месте". Великолуцкий воевода  отка-
зался дать помещение судье, отобрал у него команду  драгун,  назначенную
для ловли разбойников, сам разбирал судебные дела, а челобитчиков, кото-
рые обращались не к нему, а к судье, "устращивал". Новгородский  воевода
поссорился с судьей, и воевода отказался отвести помещение  для  суда  и
тюрьмы, за теснотой помещения пришлось  остановить  судопроизводство,  и
многие колодники, как донес суд, "помирали от духоты". Когда  юстиц-кол-
легия прислала воеводе указ дать суду помещение, воевода  медлил  испол-
нить это, и только спустя порядочное время известил судью, что он  может
со своими асессорами перебраться на старый воеводский двор. Судья  утром
на другой день пришел на службу по новому адресу, но у ворот ему прегра-
дил дорогу часовой с ружьем, который объявил судье, что воевода "не  ве-
лел судье иметь канцелярию на этом дворе". Воевода не  только  не  давал
суду помещения, он еще строго запретил ратуше посылать в суд  какие-либо
справки и преследовал тех из обывателей, что обращались в суд; у посадс-
кого Щеколдина (свободного человека! - А.Б.) схватили жену и по распоря-
жению воеводы посадили в тюрьму за то, что посадский жаловался в суд.  А
посадского Попова жестоко избил тростью по голове камерир  за  такое  же
"преступление". Угличский воевода отвел судье такое помещение,  что  тот
только руками развел: "Только изба одна, и та вся гнила, и кровля разва-
лилась, и течь от дождя великая, и в окошках рам нет", подьячих же  вое-
вода прислал таких, что судья не знал, как от них избавиться, потому что
они были всегда беспросыпно пьяны и никаких дел делать не могли.  И  так
было всюду. Всюду, по словам одного указа юстиц-коллегии, местные  влас-
ти, забыв веление генерального регламента быть всем властям меж собой  в
единении и "чинить друг другу вспоможение, "с яростью и презрением тщат-
ся" уничтожить одна сделанное другой".
   На стенах присутственных мест в это время висел повсюду  указ  Петра,
повелевавший судьям защищать "бедных людей, вдов и  сирот  безгласных  и
беспомощных, которым сам его царское величество всемилосердным защитите-
лем есть и взыскателем обид их напрасных"... Помимо всего прочего,  Петр
еще и создатель системы государственного лицемерия,  когда  декларирова-
лось одно, а делалось другое. Предшественники  Петра,  не  свободные  от
жестокости и взяточничества, все же не жили "двойной моралью" - у них на
стенах не висело всевозможных утопически-лицемерных казенных бумаг, пол-
ностью противоречащих тому, что в данном помещении творилось.
   Знаменитый крестьянский мыслитель Посошков, живший во времена  Петра,
оставил интереснейшие записки. О суде он,  в  частности,  сообщает,  что
состояние суда в России "зазорно": "не только у иностранцев-христиан, но
и у басурман суд чинят праведно, а у нас вера святая, благочестивая и на
всем свете славная, а судебная расправа никуда не годная; какие его  им-
ператорского величества указы ни состоятся, все ни во что обращаются,  и
всяк по своему обычаю делает..."
   Юстиц-коллегия, тогдашнее министерство юстиции, плакалась сенату, что
подчиненные ей суды даже не платят наложенных на них за волокиту  колле-
гией штрафов. И в полном соответствии с повседневной  практикой  просила
"послать по судам расторопных гвардейцев, дабы  понуждали  судей  скорее
делать дело".
   Неудивительно, что и с самим "министерством юстиции" обращались порой
вовсе уж пренебрежительно. Однажды рядовой фискал по фамилии  Косой,  на
что-то рассердившись, "с изменившимся лицом и с криком  великим  прибли-
зился к президентскому (т.е. министра юстиции! - А.Б.) столу и, ударяя в
стол рукой, говорил, что он де не послушен будет никакому суду до прибы-
тия его царского величества".
   В другой раз секретарь губернской канцелярии (то есть  чин,  согласно
табели о рангах приравненный к поручику - А.Б.) узнал, что некий посадс-
кий пошел в юстицколлегию, чтобы принести жалобу на действия этой  самой
канцелярии. Недолго думая, секретарь послал драгун, и те с матами да ру-
коприкладством уволокли жалобщика из приемной министерства юстиции, сор-
вав заседание коллегии...
   Что уж тогда удивляться общепринятой практике, когда посыльных из су-
да в деревнях встречали "с дубьем, с цепами  и  кольями  заостренными  и
шестами железными". Даже незнатные юнцы-недоросли, поддавшись общему на-
строению, нахальничали сверх меры.  Когда  к  "школьнику  математической
школы навигацких наук" Зиновьеву явился подьячий с солдатами, чтобы  от-
вести его в суд для дачи свидетельских показаний (брат школяра,  драгун,
обвинялся в разбое и грабеже), юный навигатор схватил полено и, умело им
действуя, вышвырнул пришедших во двор. В суд его доставили, лишь  вытре-
бовав военное подкрепление...
   И, наконец, именно Петр выдвинул тезис, что признание - царица  дока-
зательств... Нет нужды подробно рассказывать, с какой готовностью  ухва-
тились за этот тезис через двести лет товарищи чекисты и в каких масшта-
бах его применяли...
   Наконец, никак нельзя обойти вниманием петровские законы "о единонас-
ледии" и "о порядке престолонаследования".
   "Закон о единонаследии", механически выдернутый из западноевропейско-
го законодательства, заключался в следующем: помещик, имевший  несколько
сыновей, мог отныне завещать все свое недвижимое имущество кому-то одно-
му (не обязательно старшему, по своему выбору). Если он умирал без заве-
щания, вся недвижимость переходила к старшему  сыну.  Впрочем,  касалось
это не только помещиков, но и "всех подданных, какого чина и достоинства
оные ни есть". Намерения, а первый взгляд, были самые благие: во-первых,
не дробить имущество до бесконечности, во-вторых, заставить "обделенных"
поступать на службу, идти в торговлю, в частное  предпринимательство,  в
искусство.
   Однако, как с роковым постоянством  случалось  со  всеми  петровскими
новшествами, красиво выглядевшие на бумаге идеи при практическом претво-
рении их в жизнь превратились в источник  неразберихи,  вражды,  сломали
многие судьбы. Вполне естественно, помещики, внезапно оказавшиеся  перед
необходимостью делить своих детей на "богатых" и "нищих", всеми способа-
ми старались обойти закон:  продавали  часть  деревень,  чтобы  оставить
деньги "обделенным", с помощью клятвы на иконе обязывали "единонаследни-
ка" выплатить остальным их долю деньгами - что полностью подрывало  идею
"недробления". В докладе, поданном в 1730 г.  Сенатом  императрице  Анне
Иоанновне  указывалось, что этот закон "вызывает среди членов дворянских
семей ненависти и ссоры и продолжительные тяжбы с великим для обеих сто-
рон убытком и разорением, и небезызвестно есть, что не  токмо  некоторые
родные братья и ближние родственники враждуют между собою,  но  и  отцов
дети побивают до смерти". Стремясь обеспечить младших,  отцы  распродают
движимый инвентарь в их пользу, оставляя иногда наследнику деревни и хо-
зяйства "без лошадей, скота, орудий и семян, отчего как наследники,  так
и кадеты ("обделенные" - А.Б.) в разорение приходят". Сенаторы  доклады-
вали: "Пункты об единонаследии,  как  необыкновенные  сему  государству,
приводят к превеликим затруднениям в делах".
   Более того, все продекларированные благие  намерения  насчет  свободы
"определяться в ремесла, торговлю и искусства" так и остались на бумаге.
"Хотя и определено по тем пунктам, дабы те, которые деревням не  наслед-
ники, искали бы себе хлеба службой, учением, торгами и прочим,  но  того
самим действием не исполняется, ибо все шляхетские дети, как наследники,
так и кадеты, берутся в одну службу сухопутную и морскую в нижние  чины,
что кадеты за двойное несчастье себе почитают, ибо  и  отеческого  лиши-
лись, и в продолжительной солдатской или матросской службе бывают, и так
в отчаяние приходят, что уже все свои шляхетские поступки теряют".
   Одним из немногих толковых поступков императрицы Анны как раз и стала
отмена в том же году "пунктов о единонаследии".
   Еще более страшную роль в русской истории сыграл "Закон  о  престоло-
наследии". Петр сочинил его после убийства родного сына, царевича  Алек-
сея. Нам усердно вдалбливали в голову, что Алексей "хотел вернуть страну
на застойный путь". Однако сейчас об этом деле известно достаточно, что-
бы говорить со всей уверенностью: Алексей (европейской  образованностью,
кстати, неизмеримо превосходивший нахватавшегося  вершков  папашу)  все-
го-навсего намеревался вернуться на допетровский путь развития -  никоим
образом не отрицавший реформ, но избавленный от всех пороков  петровских
деяний. Путь постепенной, разумной эволюции, исключавшей идиотскую ломку
и шараханья в крайности... Но поскольку Петр признавал единственно  пра-
вильным путем только свой, с сыном он расправился беспощадно, между  де-
лом нарушив данное ему честное слово (когда  посланные  за  Алексеем  за
границу объявили ему, что в случае возвращения царственный отец клянется
своей честью не преследовать более сына).
   В феврале 1722 г. Петр объявил указом, что отныне всякий будущий рос-
сийский самодержец волен сам назначать себе преемника, отменив  закон  о
старшинстве.
   Новый закон еще при жизни Петра встретил глухой ропот и  неприятие  в
народе (разумеется, с недовольными боролись кнутом и топором).  А  после
смерти Петра, как писал историк начала века Князьков, "отсутствие  мужс-
кого потомства и наличие среди женского потомства двух линий наследниц -
дочерей царя Ивана и царя Петра - сделало, при отсутствии узаконенного и
всем объявленного порядка престолонаследия, то, что  русский  престол  в
течение всего XVIII века был игралищем судьбы, причем  решающую  роль  в
праве претендентов на престол играла гвардия, руководившаяся своими сим-
патиями и антипатиями к отдельным лицам" [102].
   Следует поправить: не только в течение XVIII в.  После  смерти  Петра
гвардия ровно сто лет устраивала либо  пыталась  устраивать  перевороты.
Павел I в 1797 г. отменил "Законе престолонаследии", но сам стал жертвой
убийц-гвардейцев. Гвардия попыталась и в 1825 г. по заведенному  порядку
вмешаться в судьбу трона, но Николай I пушечным огнем вымел остатки дво-
рянской "махновщины"...

ОБРАЗОВАНИЕ, КУЛЬТУРА

   Нужно сразу оговориться, что никакой "культуры" Петр I из Европы и не
пытался заимствовать. Нововведения в этой области шли по двум  направле-
ниям: либо чисто механическое заимствование внешних примет "цивилизации"
(бритье бород, одежда, курение табака), либо обучение предметам, необхо-
димым для  решения  чисто  функциональных  задач:  военной,  технической
пользы для государства. Упоминавшийся Вебер, которого  русские  историки
прямо называют "одним из умнейших наблюдателей русской жизни  петровских
времен", не зря отмечал в своих записках, что большая  часть  получивших
образование за границей петровских дворян "показывали  только  несносное
чванство, потому что усвоили внешний лоск, душевные  же  их  способности
остались невозделанными, живут так, как жили в старину".
   Иначе и быть не могло. "Душевные способности" Петра  не  интересовали
нисколько. Эйдельман нашел меткое определение: он писал, что Петр напра-
вил всю свою деятельность на то, чтобы воспитать  подданного  с  деловой
сметкой свободного человека и психологией раба. То есть  поставил  перед
собой совершенно нереальную задачу...
   Учеба и образование были организованы по глубоко порочному  принципу:
перефразируя слова Наполеона I, "ввязаться в драку, а там видно  будет".
Другими словами, бросить в воду несколько десятков совершенно не умеющих
плавать людей - а вдруг среди них найдется один, кто не утонет и  сможет
потом брать призы в соревнованиях по плаванью?
   Даже в султанской Турции за двести лет до Петра, забирая мальчиков из
христианских семей, обязательно в каждом конкретном случае проводили то,
что можно назвать "собеседованием" или  "выяснением  склонностей".  Тех,
кто подходил для военной службы, отправляли в янычары. Те, кто имел  за-
датки для гражданской службы, - попадали в своеобразные "вузы", из кото-
рых впоследствии вышло немало знаменитых оттоманских дипломатов и  адми-
нистраторов. Многим своим достижениям в XVI-XVII  веках  Турция  обязана
как раз этой системе (лишь потом, когда вошли в силу кумовство и наслед-
ственные привилегии тех же янычар, Оттоманская Порта стала  клониться  к
закату).
   О том, как проходил "отбор" при Петре, самое лучшее представление да-
ют воспоминания одного из посланных учиться за границу - В.В.  Головина.
В мае 1712 г. все малолетние дворяне были вызваны в Петербург. "Был  нам
всем смотр, а смотрел сам его царское величество  и  изволил  определить
нас по разбору на трое: первые, которые летами постарше  -  в  службу  в
солдаты, середние - за море, в Голландию, для морской навигационной нау-
ки, а самых малолетних - в город Ревель, в науку".
   Сотоварищ Головина по несчастью, князь Михаил  Голицын не  мог  стать
навигатором по той простой причине, что  страдал  морской  болезнью,  но
это, понятно, во внимание не принималось...
   Обучение тех, кого послали в  Испанию,  выглядело  так:  ученики,  не
знавшие ни единого слова по-испански, часами слушали ученого  преподава-
теля, на своем родном языке объяснявшего непонятную  юнцам  премудрость.
Так же обстояло и с посланными в другие страны. О том, что,  прежде  чем
послать учиться, следует обучить языку, на  котором  предстоит  учиться,
как-то не задумывались. Нахватается вершков один из сотни - уже хорошо.
   При этом ученикам годами не высылали денег на содержание.  Легко  по-
нять, что они разбегались кто куда, от тоски пили и куролесили. В Тулоне
гардемарин Сунбулов так разошелся, что ненароком  пристрелил  из  пищали
местного жителя. Другие ученики, в той же Франции, так страдали от  без-
денежья, что решили "запродаться в холопы", в простоте душевной  не  ве-
дая, что во Франции такая практика отсутствует. Еще один, сбежав из  Ве-
неции, постригся на родине в монахи - не помогло, извлекли из  монастыря
и силком отправили обратно в Венецию...
   В самой России обстояло примерно так же. В школы загоняли силком,  не
озабочиваясь хотя бы поверхностным выяснением желаний и способностей.  И
держали впроголодь. Ученики знаменитой Навигацкой школы в 1711 году раз-
бежались, чтобы не помереть голодной смертью. Три года спустя из той  же
школы доносили наверх, что ученики, пять месяцев не получая  денег,  "не
только проели кафтаны, но и босиком ходят, прося милостыню у окон".  Чи-
новник адмиралтейской конторы так и написал  генерал-адмиралу Апраксину:
"Ежели школе быть, то потребны на содержание ее деньги,  а  буде  деньги
даваться не будут, то истинно лучше распустить, понеже  от  нищенства  и
глада являются от школяров многие плутости". В тех случаях, когда деньги
все же платили, из них тут же начинали вычитать на покупку учебных посо-
бий и починку школы - что вряд ли способствовало улучшению быта и  иско-
ренению "плутостей"... Однако  за  побег  из  школы  навигатору  грозила
смертная казнь, а родителям, встревоженным условиями, в  которые  попало
их чадо, и рискнувшим бы подать прошение об отчислении его  из  школы  -
каторжные работы... Ну, а порка плетьми и штрафы  за  любую  провинность
были в Навигацкой школе делом вовсе уж житейским.
   То же самое творилось и в Морской академии. "Сорок два  гвардейца  не
ходили на учение затем, что стали наги и босы". В 1724 г. сам Петр, при-
ехавший на занятия, обнаружил, что иные "гвардейцы" одеты буквальным об-
разом в отрепья. Выяснилось, что 85 учеников уже пять месяцев не посеща-
ют занятий "за босотою и неимением дневного пропитания", а  многие  ушли
побираться...
   Вполне естественно, что молодежь, наслушавшись о таких порядках,  ук-
лонялась от ежегодных смотров, как могла. У "прогульщиков" отбирали име-
ния, били батогами, ссылали в Азов, даже объявляли вне закона - не помо-
гало. Вряд ли дело тут в "неприятии новшеств". Образование, насильно на-
вязанное, мало чем отличавшееся от каторги, не учитывавшее вкусов, жела-
ний и способностей, вызывало такое отвращение, что тысячи людей рискова-
ли попасть в ссылку  и  подвергнуться  конфискации  имущества,  лишь  бы
только не угодить в учение...
   И.Т. Посошков оставил воспоминания об одном,  вовсе  уж  курьезнейшем
примере: "В Устрицком стану есть дворянин Федор  Мокеев  сын  Пустошкин,
уже состарился, а на службе никакой и одной ногой не бывал; и какие  по-
сылки жестокие за ним ни бывали, никто взять его не  мог:  одних  дарами
ублаготворит, а ежели кого дарами угобзить не может, то  притворит  себе
тяжкую болезнь или возложит на себя юродство и в озеро по  бороду  опус-
тится. И за таким его пронырством иные его и с дороги отпускали; а домой
приехав, как лев рыкает.  И  никакой  службы  великому  государю,  кроме
озорства, не показал, и все его боятся. Детей у него четыре сына выроще-
ны, младшему уже 17, и никто их в службу выслать не мог..."
   Можно, конечно, заклеймить этого Пустошкина  как  врага  прогресса...
Однако... Положа руку на сердце - кто из молодых  читателей  этой  книги
согласился бы, чтобы его, не спросив желания и не испытав  способностей,
загнали за тридевять земель слушать лекции на непонятном  языке?  Причем
вынуждая добывать средства на жизнь нищенством? Кто отдал бы своего  ре-
бенка в заведение вроде Навигацкой школы добром?
   Кстати, первая художественная зарубежная  книга  была  переведена  на
русский только в 1760 г. - французский куртуазный роман аббата  Талемана
"Езда на остров любви". До того переводились лишь учебники  артиллерийс-
кого дела и руководства по управлению парусами.
   Культурой и не пахло...
   Спустя десятилетия после смерти Петра образование, якобы поднятое ца-
рем-реформатором на недосягаемую по сравнению с "застойной Русью"  высо-
ту, оставалось в самом жалком состоянии. А это наглядно свидетельствует,
что и в этой области Петр ограничился скорее видимостью реформ...
   Слово писателю прошлого столетия: "По мысли Петра Великого и его пос-
ледователей, первые учрежденные в России высшие учебные заведения, имев-
шие целью "произвести людей, способных к наукам", должны были  послужить
рассадником просвещения и дать контингент учителей  и  воспитателей  для
вновь образуемых школ и вообще для образования "шляхетского"  юношества.
Но в какой степени они оправдывали это назначение и в каком размере про-
изводили людей, действительно "способных к наукам"  и  к   преподаванию,
можно судить, например, по состоянию наилучше обставленных к тому време-
ни академических учебных заведений.
   В отчете академии наук за 1759-й год о подведомственных ей  универси-
тете и гимназии находим официальное известие, что "как между студентами,
так и гимназистами находится почти половина отчасти пьяниц, забияк,  ле-
нивых, непонятливых и в учении никакого успеха себе не оказавших,  кото-
рые признавали "учение себе крайним принуждениям и тягостию". Ввиду это-
го академия сознавалась, что состояние ее учебных заведений  "нимало  не
соответствует с высочайшим намерением Ея Императорского Величества  и  с
ожидаемой от академии народною пользою".
   Конечно, можно в очередной раз сослаться на то, что народ  вновь  по-
пался какой-то неправильный, не такой, однако гораздо честнее будет пос-
мотреть в корень: такие реформы именно таким бардаком и должны были  за-
кончиться. Петр всегда и во всем выглядел  полнейшим  антиподом  Мидаса:
все, к чему он прикасался, превращалось в дерьмо...

РЕЛИГИЯ

   Еще до революции объективные историки, никоим образом не  принадлежа-
щие к атеистам, отмечали, что ко  временам  Петра  русская  православная
церковь переживала тяжелый кризис. Это мнение, в свою очередь, было  ос-
новано на свидетельствах современников событий, которые писали, что  "во
всем видится слабо и неисправно", что  единственная  в  Москве  духовная
школа пала так, что "живущие в ней скорбят и всего лишаются, и учиться в
ней невозможно, потолки и печи и иные строения обвалилися". Патриарх  же
"весь ушел в свои личные дела, строит свои  имения  да  отбывает  пышные
церковные церемонии". Верхушка духовенства стала практически  недосягае-
мой для рядовых священников, "как двери рая для изгнанных прародителей".
Не то что простоватому сельскому попику, но и иному настоятелю  большого
монастыря с превеликими усилиями удавалось дойти даже не до патриарха  -
до патриаршего секретаря-дьяка.
   Архиерей в провинции заставлял водить себя под руки  и  шествовал  не
иначе, как под звон колоколов. Тех, кто являлся для поставления  в  свя-
щенники, владыка держал на крыльце в любую погоду  по  несколько  часов.
Перевестись из одного прихода в другой  можно  было  только  за  взятку.
Встречались архиереи, во всеуслышание бранившие прямо в  церкви  простых
священников, даже бившие их, сажавшие в цепи и в  колодки  (повторяю,  я
цитирую не "антирелигиозные" листки и брошюры, а работы православных ис-
ториков царских времен).
   Низшее духовенство, третируемое и угнетаемое, порой и не  заслуживало
"деликатного" обращения. В огромном большинстве своем оно не  только  не
могло "наизусть проповедовать догматы и законы Св. Писания", но  и  едва
разумело грамоте. Многие "проникали" в священники благодаря взятке. Отцы
Собора 1667 г. прямо констатировали, что в священники попадают "сельские
невежды, из коих иные и скота пасти не умели".
   Доходило до того, что этакие "отцы-пастыри", чтобы быстрее отвязаться
от длинной церковной службы,  читали  молитвы...  в  шапку,  принесенную
родственником того, кто не мог или не хотел идти в церковь.  Дома  "про-
гульщик" надевал эту шапку на специально выбритую макушку  -  и  считал,
что отныне на него и без посещения храма снизошла благодать.  Попадались
священники, служившие молебны под дубом, а потом раздававшие ветки и же-
луди, как освященные - конечно, не бесплатно.
   Небрежное отношение к себе и своему сану отражалось даже в одежде. По
словам современника, "...иной такой пресвитер возложит на ся одежду зла-
тотканую, а на ногах лапти во всякой грязи обваленные, а  кафтан  нижний
весь гнусен". Еще в XVII в. жаловались на  "безместных  попов",  кучками
сидевших у московских Спасских ворот и на Варварке: "...безчинства чинят
всякие, меж себя бранятся и укоризны чинят скаредные и  смехотворные,  а
иные меж себя играют и на кулачки бьются".  В  документах  того  времени
частенько попадаются даже дела о священниках, которых прихожане "били  и
увечили", не пуская в церковь - конечно, из-за  образа  жизни  "духовных
наставников".
   Опять-таки современники с нескрываемой горечью пишут, что в монастыри
стали уходить отнюдь не в поисках душевного спасения. Ростовский епископ
Георгий Дашков в письме царю с отчаянием сообщает, что чернецы его епар-
хии "спились и заворовались". Монахи за плату венчали браки (что им было
по церковному уставу строжайше запрещено), давали деньги в рост. Отмеча-
лись случаи, когда муж, желая избавиться от жены, призывал в дом  "неве-
домого монаха", и тот насильно постригал женщину в инокини.
   Дошло до того, что в Москве, в Успенском соборе, дьяконы из  озорства
бросали воском в служащих молебен  священников.  Митрополит  ростовский,
впоследствии канонизированный, Димитрий, с горечью писал: "Окаянное наше
время! И не знаю, кого прежде надобно винить, сеятелей или  землю,  свя-
щенников или сердца человеческие, или тех и других вместе? Иереи  небре-
гут, а люди заблуждаются, иереи не учат, а люди невежествуют, иереи сло-
ва Божьего не проповедуют, а люди не слушают и слушать не хотят. С обеих
сторон худо: иереи глупы, а люди неразумны... О, окаянные иереи, не  ра-
дящие о доме своем!"
   Св. Димитрий Ростовский подробно объяснял, что он имел в виду,  обру-
шиваясь на "окаянных иереев": "Что тебя привело в чин священнический, то
ли, дабы спасти себя и других? Вовсе нет, а чтобы прокормить жену, детей
и домашних... Ты поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса!"
   Короче говоря, "церковное образование и просвещение народа  останови-
лось, церковная благотворительность не существовала, духовенство в массе
своей не стояло выше паствы, а паства опускалась до  глубин  невежества,
грубости, безнравственности, равнодушия в вопросах веры, суеверного  от-
ношения к ним. Церковь, как носительница нравственных начал в жизни  го-
сударства, переставала существовать, не в состоянии поддерживать себя  и
свое достоинство".
   Причина лежала на поверхности, ее видели уже тогда: деятельность  Ни-
кона, приведшая к расколу, "...из русского церковного общества  петровс-
ких времен осталось при старых обрядах, следовательно, вне влияния  гос-
подствующей церкви, очень большое сравнительно количество людей,  и  это
были как раз те, которые по складу своего ума и натуры  жили  деятельной
религиозной жизнью, любили мыслить и спорить на религиозные темы,  посе-
щали храмы, знали круг церковного пения и чтения и твердо  держались  за
церковные обряды и обычаи, какими они хранились древнерусской  церковью,
не допуская самой возможности каких-либо перемен в них... в массе  русс-
ких людей они были по-своему  передовые  люди,  охранители  благочестия,
жившие живой религиозной мыслью. Этим людям нельзя было приказать с уве-
ренностью в их повиновении верить так, а не этак, молиться вот так, а не
иначе, как это можно было делать по  отношению  к  безразлично-суеверной
массе, утопавшей в полном невежестве и  совершенно  не  подымавшейся  до
вопросов личного нравственного совершенствования во имя религиозных  по-
буждений".
   Увы, официальная церковь как раз и имела дело с этой "безразлично-су-
еверной массой" (которой, конечно же, гораздо  легче  управлять),  а  на
старообрядцев, "передовых людей и охранителей благочестия" при Петре об-
рушились массовые репрессии, о которых я подробнее расскажу чуть позже.
   В отношении к религии Петр по своему всегдашнему обыкновению,  о  чем
бы ни зашла речь, страдал шизофренической раздвоенностью теории и  прак-
тики, слов и дел. На словах он показывал себя ревнителем  православия  -
но преспокойно принимал в Англии причастие по англиканскому образцу, а в
Германии перед памятником Лютеру произнес хвалебную речь в  честь  "сего
великого пастыря". Когда случайно  произошло  какое-то  промедление  при
пострижении в монахини царицы Евдокии, Петр так рассердился на патриарха
Адриана, что тот, всерьез опасаясь за свою жизнь, свалил вину  на  архи-
мандрита и четырех священников - все пятеро были тут же арестованы и от-
правлены в страшный Преображенский приказ.  Когда  во  время  стрелецких
казней патриарх по стародавнему обычаю, побуждавшего его молиться за го-
нимых, возглавил двинувшийся в Преображенское крестный ход, Петр орал на
главу православной церкви, как капрал на недотепу-новобранца...
   В то же время продолжал свои потехи "всепьянейший собор". Тот  самый,
где были шутовские фигуры "патриархов", "кардиналов", "епископов",  "ар-
химандритов", "попов и дьяконов" - около 200 человек. "Патриархом"  счи-
тался воспитатель Петра, ничтожный пьянчужка Зотов.  Доходило  до  того,
что священников (!) забавы ради заставляли по всем  правилам  венчать  в
церквах шута с вдовой или карлика с карлицей (помнится, кто-то негодовал
на большевиков, впоследствии венчавших священников с кобылами? Корни та-
ятся в петровских  кощунственных  забавах...).  Публичное  святотатство,
когда при шутовском "освящении храма бога Вакха во дворце Лефорта" народ
крестили табачными трубками, связанными в  виде  креста,  ужаснуло  даже
чуждого православию иностранца, немца-лютеранина Иоганна Корба...
   Вот что пишет об этих забавах современный богослов протоиерей Лев Ле-
бедев: "Это то же двойничество. Петр и его приближенные  -  оборотни;  в
обычное время они те, кто они есть, в часы потех  они  как  бы  надевают
маски... подобные потехи имеют демоническое происхождение. Это  подража-
ние бесам, любящим принимать на себя образы различных людей  или  живот-
ных... люди очень точно узнали и почувствовали ДУХ петровских нововведе-
ний, определив его как дух АНТИХРИСТОВ" [108].
   Нельзя не упомянуть о  весьма  примечательных  слухах,  круживших  по
Москве после смерти Франца Лефорта, умиравшего жутко, не  по-христиански
- он бранил и гнал от себя пастора, требовал музыки и вина, под развесе-
лую музыку и испустил последний вздох... Говорили, что еще до смерти Ле-
форта, незадолго, ночью, когда Франц пропадал у очередной любовницы, его
жена услышала страшный шум в спальне. Вошедшие слуги никого там не  уви-
дели. Однако шум продолжался, а "на следующий день, ко всеобщему  ужасу,
все кресла, столы и скамейки, находившиеся в его спальне, были опрокину-
ты и разбросаны по полу, в продолжение же ночи слышались глубокие  вздо-
хи"... Эти разговоры прилежно запечатлел тот же Иоганн Корб. Похоже,  за
Лефортом ночью приходили его хозяева... так кто же бесился  в  ближайшем
окружении Петра?
   Для поднятия всеобщего уровня нравственности  и  христианской  морали
Петр, как обычно, издал пространный указ. Всем предписывалось  регулярно
посещать церкви и исповедоваться - под угрозой крупного штрафа.  Практи-
чески одновременно именным указом было введено нечто невиданное и неслы-
ханное прежде на Руси:  отныне  священнику  ПРЕДПИСЫВАЛОСЬ  под  страхом
смертной казни немедленно доносить по начальству о тех, кто на  исповеди
признавался в злоумышлениях на жизнь государя и его семьи, прочих  госу-
дарственных преступлениях, причастности к бунту... Как это  повлияло  на
отношение народа к духовным пастырям, догадаться легко - тем более,  что
на духовенство тем же указом была  возложена  обязанность  совместно  со
светской администрацией, фискалами и сыщиками преследовать  уклонявшихся
от двойных податей раскольников...
   В 1705 г. Петр провел "генеральную чистку" духовенства, взяв в солда-
ты и переведя в  "податное  сословие"  множество  дьячков,  монастырских
слуг, пономарей, поповичей, их детей и родственников. Запретили  строить
новые церкви и монастыри. Архиереи, принимая кафедру, должны были давать
клятвенное обещание, что "ни сами не будут, ни другим не допустят  стро-
ить церквей свыше потребы прихожан" ("потреба",  естественно,  определя-
лась самим Петром). Были установлены "штаты" священников и  монастырских
служителей, сверх которых строго запрещалось рукополагать священников  и
постригать монахов. Вообще Петр стремился превратить монастыри  в  нечто
среднее меж богадельнями и мастерскими. В знаменитом "Духовном регламен-
те" Петра так и говорилось: "Весьма монахам праздными быть да не  допус-
кают настоятели, избирая всегда дело некое. А добро бы в монастырях  за-
вести художества, например, дело столярное". Далее Петр... запретил  мо-
нахам держать в кельях перья и чернила, писать что бы то ни было*. Отны-
не выходить за пределы монастыря монахи и монахини могли лишь на два-три
часа, с письменным разрешением настоятеля, скрепленным  его  подписью  и
печатью...

   * Очень быстро Петр творчески развил эту мысль, распространив  ее  на
все население. Появился указ, предписавший выявлять и сдавать начальству
всех тех, "кто запершись пишет..." Формулировалось это так: "о донесении
на тех, кто запершись пишет, кроме учителей  церковных,  и  о  наказании
тем, кто знал, кто запершись пишет, и о том не донесли".

   Блюститель патриаршего  престола,  митрополит  Стефан  Яворский,  был
отодвинут на задний план и буквально связан по рукам и ногам  повседнев-
ной практикой петровских преобразований. Уже не митрополит  решал,  кому
быть архимандритом того или иного монастыря, а царь - а то и  приближен-
ные, как это было с фельдмаршалом Апраксиным и  боярином  Мусиным-Пушки-
ным, лично занимавшимся назначением архиерея в Холмогоры. В ведение того
же Мусина-Пушкина отошли патриаршая типография, сочинение, перевод и из-
дание книг, даже исправления Библии.
   Стефан, конечно, пытался протестовать -  но  с  величайшей  оглядкой.
Практически после каждого смелого поступка вроде проповеди, где  клейми-
лись фискалы, Стефан тут же посылал Петру смиренное письмо, где просился
"на покой" и подписывался "верный подданный, недостойный богомолец,  раб
у подножия, смиренный Стефан, пастушок рязанский". Петра  такое  "офици-
ально разрешенное диссидентство" вполне устраивало - как двести с лишним
лет спустя брежневские идеологи снисходительно разрешали евтушенкам, ак-
сеновым и прочим Вознесенским изображать "критиков системы" и "инакомыс-
лящих"...
   Не дело мирянина - судить отцов церкви. Я и не  пытаюсь  -  но,  пос-
кольку все познается в сравнении, стоит вспомнить других иерархов, кото-
рые и в более опасных обстоятельствах, прямо грозивших им смертью, нахо-
дили в себе силы бороться - когда все, казалось  бы,  потеряно  и  любые
усилия бесполезны.
   Можно вспомнить о трех священниках - англичанине, русском и поляке, -
которые впоследствии были причислены к лику святых.
   Архиепископ Кентерберийский Фома Бекет в XII в. открыто выступил про-
тив самодурства короля Генриха. И не уступал до тех  пор,  пока  не  был
убит королевскими рыцарями.
   Патриарх Гермоген не подписал грамоту, в которой московское  боярство
объявляло, что "отдает себя на волю" польского  короля.  Отсутствие  его
подписи по нормам того времени дало духовное и правовое основание  русс-
ким городам выступить против интервентов. Ярославцы так и писали жителям
Казани: "Ермоген стал за веру и православие и нам всем  велел  до  конца
стоять. Ежели бы он не сделал сего досточудного дела - погибли бы  все".
Гермогена заточили в Чудов монастырь и уморили голодной смертью,  но  он
так и не сдался.
   Когда к осени 1655 года шведы заняли почти всю Жечь  Посполитую  (что
впоследствии в польской историографии получило название "потопа") и  пе-
ред интервентами-иноверцами капитулировали верхушка дворянства и  армия,
присягнув шведскому королю, ситуацию переломил скромный приор  Ясногорс-
кого монастыря в Ченстохове Августин Кордецкий. Запершись в монастыре  с
горсточкой шляхты и монахов, он стал  сопротивляться.  С  чисто  военной
точки зрения это предприятие не имело никакого значения - укрепление бы-
ло небольшое, и под его стенами стоял отряд всего в пару  тысяч  шведов.
Однако духовное значение сражения оказалось неоценимым. Ченстохова - са-
мая почитаемая в Польше обитель, где находится икона Богоматери, по пре-
данию, написанная евангелистом Лукой*. Воззвания, рассылаемые Кордецким,
известия о том, что монастырь держится, устыдили страну - и  вспыхнувшая
всенародная война вымела захватчиков.

   * Как и предание о крестившем Русь апостоле  Андрее,  оно,  в  общем,
служит косвенным доказательством того, что гипотеза группы Фоменко  вер-
на. Если к исчислению "от рождества Христова" и впрямь приписали  лишнюю
тысячу лет, нет ничего удивительного в том, что апостол  Андрей  посещал
Русь, а апостол Лука написал икону в Польше.

   К сожалению, в петровские времена не нашлось подобного пастыря, риск-
нувшего бы открыто оказать сопротивление...
   Чуть погодя Петр пошел  дальше,  ликвидировав  всякие  надежды  духо-
венства на избрание нового патриарха. Сохранились рассказы  о  том,  как
Петр в ответ на просьбу архиереев дать им патриарха швырнул на стол кор-
тик и рявкнул: "Вот вам патриарх!" (Более смягченная версия вместо  кор-
тика повествует об "ударе кулаком по столу". И то, и другое  как  нельзя
более похоже на Петра.)
   В январе  1721  г.  был  учрежден  святейший  синод  -  чисто  чинов-
ничье-светское, бюрократическое учреждение, управлявшее отныне церковны-
ми делами. Во главе его встал гражданский чиновник, обер-прокурор - "око
государево", очень скоро превратившийся в полновластного диктатора.
   В Сенате к тамошнему обер-прокурору были приставлены фискалы.  Равным
образом и к обер-прокурору синода совершенно официально  приставили  чи-
новников со схожими функциями, именовавшихся... инквизиторами,  с  "про-
то-инквизитором" во главе.
   Подробно описывать деятельность этого учреждения я не стану  -  скажу
лишь, что и его постигла участь всех петровских нововведений. "Исправле-
ние зол  церковной  жизни"  обернулось  созданием  очередной  "командной
структуры". В 1857 г. известный русский писатель по  церковным  вопросам
А.Н. Муравьев говорил: "В наше  время  обер-прокурор  святейшего  синода
пользуется столь неограниченной властью, какой не  пользовался  ни  один
патриарх: простой подписью "читал" и "исполнить" он решает самые  важные
церковные дела".
   Церковь превратилась в простое дополнение к  бюрократической  машине,
этакую шестеренку, катастрофически теряя авторитет в народе. Доходило до
грустных курьезов: при Александре I, высочайшем покровителе всей и  вся-
ческой мистики, министр духовных (!) дел князь Голицын был членом  близ-
кой к "хлыстам" и скопцам секты, известной как "корабль Екатерины  Тата-
риновой". Только Николай I разогнал  всевозможные  "корабли",  "кружки",
сектантские колонии и еретические общества.
   Во времена Петра Славяно-греко-латинская академия из строго  учебного
заведения превратилась в штаб духовной цензуры, боровшейся как с  прони-
кавшим из-за рубежа "иномыслием", так и со староверами. За академией бы-
ло закреплено монопольное право на обучение иностранным языкам.  Без  ее
разрешения всем, под страхом конфискации имущества, запрещалось нанимать
и держать у себя домашних учителей греческого,  латинского  и  польского
языков. Только окончившим академию разрешалось держать у себя дома  гре-
ческие, латинские и польские книги любого содержания, рассуждать о  вере
и вступать в прения на религиозные темы - человек, не закончивший акаде-
мии, не имел права даже у себя дома, со своими домашними,  рассуждать  о
вере. Академия вела строгое наблюдение за "иностранными учеными  свобод-
ных (т.е. гуманитарных - А.Б.) наук" и выдавала им разрешение на  приезд
в Россию. Под надзор академии отдавались все иноверцы, принявшие правос-
лавие, всякое "колебание в вере" наказывалось ссылкой, а за  упорство  в
"прежних верованиях" полагалось сожжение в деревянном срубе. Кроме того,
сожжение на костре грозило всем, кто держал у себя "чародейные,  волшеб-
ные, гадательные и церковью возбраняемые книги", на пиру или где  бы  то
ни было порицал православную веру, переходил из православия в иную веру,
критически отзывался о мощах, иконах, святых.  "Страшным  инквизиционным
трибуналом" назвал это заведение историк Соловьев. Все царствование Пет-
ра горели костры, на которых жгли раскольников, вольнодумцев, всех нару-
шивших вышеприведенные запреты... Каждый, кто уверяет,  будто  в  России
инквизиции никогда не существовало, - либо лукавит, либо не знает  исто-
рии...
   Старообрядцев при Петре преследовали жесточайше. С них, в  частности,
брали особый двойной налог - исключительно в целях притеснения. На  при-
веденном рисунке изображена бляха, свидетельствовавшая, что  пошлина  за
право ношения бороды уплачена (по ребру идет надпись "Борода лишняя  тя-
гота"). Эту бляху полагалось постоянно носить на груди  -  опять-таки  в
издевательских целях*. Позже родилось еще одно нововведение - все старо-
обрядцы должны были отныне носить на спине желтые лоскуты материи  (рис.
1.27).

   * Ежегодный налог со старообрядца, не расставшегося с  бородой,  сос-
тавлял 450 руб. в ценах 1913 г. Любители истории могут  сами  высчитать,
мала или велика эта сумма.

   (Делайте со мной что хотите, но я уверен, что именно у Петра  нацисты
впоследствии заимствовали идею желтых звезд, которые должны были  носить
на груди евреи. Все совпадает - сама идея, цвет материала. Один из  гит-
леровских идеологов, Розенберг, родился на территории  Российской  импе-
рии, учился в Прибалтике, неплохо изучил историю царствования Петра...)
   До сих пор в исторической (сугубо научной и художественной) литерату-
ре описывается, как "фанатичные староверы" занимаются  самосожжением.  И
мало кто знает, Что в 1691 г. двести самых уважаемых "иноков и учителей"
старообрядчества, собравшись на совет, единогласно осудили практику  са-
мосожжения, и в самом деле встречавшуюся. Было  выпущено  "отразительное
писание", беспощадно осуждавшее проповедников самосожжения, как  одержи-
мых "неразумным и бесовским наваждением". А посему читателю  представля-
ется самому определить, к то же в таком случае виноват в  многочисленных
массовых сожжениях старообрядцев во времена царствования Петра, кто под-
носил огонь к избам, где были заперты староверы...
   Со старообрядцами рука об руку боролись церковные и светские  власти.
Когда игумен Питирим и его подручные не добились ни малейшего  успеха  в
"обращении" керженских старообрядцев, в Нижний Новгород на помощь им на-
грянул гвардейский капитан Юрий Ижевский, получивший право своей властью
загонять староверских монахов и монахинь в православные монастыри, а ук-
рывавшихся от уплаты двойных податей отправлять  на  каторгу.  Пославший
его Петр настоятельно рекомендовал "приискивать" за виновными чисто уго-
ловные вины. Так и писал бравому капитану:  "Буде  возможно  явную  вину
сыскать, кроме раскола, таких с наказанием и вырезав ноздри, ссылать  на
галеры..." Легко догадаться, что Ржевский без  труда  "сыскивал"  мнимые
преступления...
   Сохранился его отчет: "Ныне до вашего величества послал  раскольников
необратных и замерзелых, они же и указу твоему учинились противны, поло-
женного окладу платить не хотят, и за то биты кнутом, и вынуты ноздри, и
послано на каторжную работу числом 23 человека... да  женского  пола  46
человек замерзелых послал в девичьи монастыри - положенного окладу  пла-
тить отреклись, и за то учительницы их биты кнутом 13 человек..."
   Немного позже Питирим, чтобы уличить старообрядцев в ереси, пошел  на
прямой подлог: по его приказу была изготовлена якобы "старинная"  книга,
так называемое "Соборное деяние на еретика Мартына". В ней утверждалось,
что еще в 1147 г. в Киев пришел монах Мартин, армянин по  происхождению,
стал проповедовать двуперстие и  все  прочие  заблуждения,  свойственные
раскольникам XVII в., однако в 1157 г. собор  русских  епископов  осудил
Мартина, назвав двуперстие "армянским кукишем".
   О последующих событиях много писали русские историки, поскольку  ста-
рообрядцы (целая группа под водительством дьякона Александра) самым тща-
тельным образом исследовали "древнюю книгу"  и  неопровержимо  доказали,
что это сочиненная в нынешнем году подделка. Этой истории самой по  себе
посвящены отдельные научные труды - проведенная  Александром  экспертиза
считается первым в российской истории палеографическим анализом  старин-
ной рукописи, и современные исследователи до сих пор используют  практи-
чески те же методы, какими руководствовался дьякон.
   Однако Питирим ответил более  весомым  аргументом  -  приказал  взять
Александра под стражу (впоследствии дьякона били кнутом  и  казнили).  А
"Соборное деяние" продолжали распространять как ни в  чем  не  бывало...
Пытать Александра и предать его смерти письменно распорядился сам Петр.
   То же самое творилось по всей стране. "Всюду проповедничество предпо-
читало вместо действия словом вступать в союз с гвардии капитанами, всю-
ду увещевали людей, заковав их предварительно в кандалы, и всюду резуль-
тат был одинаков: кто был послабее, те объявляли,  что  раскаиваются,  а
более сильные почувствовали еще глубже ров, возникший между ними и  гос-
подствовавшей церковью".
   Другими словами, в результате прямо-таки гестаповской борьбы Петра со
староверами очень большой процент трудолюбивого, искренне верующего  на-
селения был форменным образом поставлен вне закона и подвергся  постоян-
ным преследованиям. В свою очередь, это вело к еще большему  ожесточению
нравов, застою в экономике. В свое время подобное наблюдалось во Франции
- изгоняя гугенотов, страна лишилась множества  искусных  ремесленников,
преуспевших купцов, интеллектуалов, от чего выиграла Англия,  приютившая
беглецов (именно они и помогли претворить  в  жизнь  то,  что  именуется
"английской промышленной революцией"). Так  и  в  России:  трудолюбивые,
грамотные старообрядцы исключались из деятельности на благо страны,  вы-
нужденные массами бежать кто в глухие места, кто в  Жечь  Посполитую  (в
нашей историографии совершенно не изучена весьма интересная тема  -  ог-
ромный вклад, который внесли староверы в процветание  той  же  Литвы.  В
точности как гугеноты в Англии).
   И, наконец, одно из самых страшных последствий  петровских  реформ  -
фактический раскол простого народа и "верхнего мира" на две  разных  на-
ции. Возникло две нации, две культуры, два мира...
   Разумеется, до Петра не было никакой идиллии - помещики и бояре угне-
тали "черный люд"  почти  столь  же  тяжко.  Но  между  боярином  и  его
крестьянином не было пропасти - оба носили одинаковую одежду,  различав-
шуюся лишь материалом, оба ходили в одну и ту же церковь, принадлежали к
одной культурно-духовной общности. После петровских преобразований  "ба-
рин", городской, образованный и одевался иначе, и лицо у него было  "бо-
сое", и родного языка он сплошь и  рядом  не  знал.  Сохранились  свиде-
тельства современников, как в 1812 г. простонародье таскало в московскую
полицию "французских шпионов" - схваченных  на  улицах  дворян,  которые
изъяснялись меж собой по-французски. Они были не виноваты -  просто-нап-
росто родного языка не знали и говорить по-русски даже на самые простей-
шие темы не могли. Из этих искорок, понемногу тлевших, и разгорелось  на
всю Россию в 1917-м пожарище, слизнувшее помещичьи усадьбы, а  заодно  и
библиотеку Блока - какие там, к черту, жидомасоны, всего лишь лопнул на-
рыв, вздувшийся еще при Петре, бесповоротно расколовшем нацию...

ИТОГ

   Время от времени (к счастью, все реже и реже)  иные  исследователи  в
поисках очередной сенсации начинают вспоминать о "загадке", якобы сопро-
вождавшей кончину Петра. Слабеющая рука Петра (умирающего то ли от прос-
туды, то ли от скверно залеченной венерической болезни) нацарапала  лишь
два слова "Отдайте все..." - и бессильно упала. Вот и гадают, вот и  ло-
мают головы - кому же наш "госмударь всея Руси" собирался оставить стра-
ну?
   Печальный итог в том и состоит, что сам Петр не мог не понимать: нас-
ледство оставить некому!
   Супружница Екатерина глупа, распутна и откровенно спивается. Елизаве-
те всего шестнадцать. Другой дочери, Анне, семнадцать. Внуку Петру Алек-
сеевичу десять. Молодые племянницы Анна и Екатерина замужем за иностран-
ными князьками (первая, впрочем, уже вдова). Племянница  Прасковья  умом
не блещет...
   НАСЛЕДНИКА НЕТ. Чье имя не напиши, он или она неминуемо станут игруш-
кой  в  руках  приближенных  -  казнокрадов,  мотов,  озабоченных   лишь
собственным преуспеянием. Иллюзий на их счет сам Петр никогда не  питал,
в глаза говорил, что прекрасно понимает: после его смерти пустят  прахом
все наследие...
   Не мог Петр этого не понимать. Прекрасно знал. А потому - нет никакой
загадки. "Завещание", можно ручаться, осталось недописанным  не  потому,
что холодеющей руке не хватило какой-то минуты. Петр, несомненно,  зара-
нее пытавшийся предугадать ход  событий  после  своей  смерти,  попросту
осознал: называть чье бы то ни было имя бесполезно. Потому что не  будет
продолжателя.
   И это недописанное завещание, каракули на грифельной доске  -  свиде-
тельство полного и окончательного краха,  который  умирающий  Петр,  нет
сомнений, успел осознать во всей полноте. Драконы сплошь и рядом умирают
бесславно, не в бою - в сырой пещере, под писк крыс, уже нагло  высунув-
шихся из всех углов, уже прикинувших, как будут  обдирать  чешую,  чтобы
добраться до остывающего мясца...

ПОТОМКИ

   К Петру (в отличие от многих других самодержцев)  отношение  потомков
было неоднозначным с самого начала, и разброс мнений  оказался  особенно
велик...
   Уже в конце XVIII в. князь Щербатов написал прекрасную, до сих пор не
устаревшую работу, исследование, впервые, наверное, в российской истори-
ографии поставившую вопрос виртуальности: как развивалась бы Россия,  не
будь Петра? У Щербатова есть примечательная фраза:  "Нужная,  но,  может
быть, излишняя перемена". Чуть позже Радищев, по сути, вторил Щербатову,
пусть и с другой колокольни: "И я скажу, что мог бы Петр  славнее  быть,
возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную". Но
как раз "вольность частную" наш сатрап и  подавлял  с  небывалым  прежде
усердием...
   Пушкин поначалу написал "Полтаву" - одно из ярчайших в русской  лите-
ратуре восхвалений Петра. Однако, возмужав и посерьезнев, за сто пятьде-
сят лет до Стивена Кинга создал  великолепный  "роман  ужасов"  -  поэму
"Медный всадник", где Петр уже совсем иной,  прямой  аналог  современных
полусгнивших зомби и прочих "живых мертвецов", с  тупой  непреклонностью
преследующих вопящих от страха беглецов...
   Крайне символично, между прочим, что картечь Николая  I,  14  декабря
1825-го покончившего  с  последней  отрыжкой  "вольностей  гвардейских",
стегнула и по Медному всаднику. Не менее символично и то, что декабристы
для своей ублюдочной пародии на прошлые гвардейские перевороты  выстрои-
лись как раз вокруг памятника Петру...
   Ситуация стала еще более интересной, когда в  России  стала  издавать
осмысленные звуки интеллигенция (не путать с интеллектуалами!), по своей
сути как раз и являвшаяся одним из  монструозных  порождений  петровских
ломок. Под интеллигенцией и здесь, и далее я всегда полагаю в виду нечто
строго конкретное: аморфное скопище субъектов, получивших некоторое  об-
разование (точнее, нахватавшихся вершков) и одержимых параноическим  ап-
ломбом быть "духовными вождями и учителями", равно как и  "совестью  на-
родной". Радикальной интеллигенции Петр как раз пришелся по нутру -  по-
добно всякому, славному разрушением. Белинский, бледная поганка российс-
кой общественной мысли, изощрялся, как мог, и в прозе, и в стихах:  Рос-
сия тьмой была покрыта много лет, Бог рек: да будет Петр - и был в  Рос-
сии свет.
   Здесь проявилась еще одна видовая черта отечественной  интеллигенции,
превращающая ее в вульгарную "образованщину": полнейшее невежество в ис-
тории. В письме Кавелину Белинский не менее категоричен: "Для меня  Петр
- моя философия, моя религия, мое откровение во всем, что касается  Рос-
сии. Это пример для великих и малых,  которые  хотят  что-либо  сделать,
быть чем-нибудь полезным".
   Радикалы и революционеры Петра как  раз  обожали.  Белинскому  вторил
"московский бастард" Герцен: "Петр, Конвент  научили  нас  шагать  семи-
мильными шагами, шагать из первого месяца беременности в девятый".
   И зашагали... Советские историки любили важно отмечать, что "Ленин  в
высшей степени положительно относился к деятельности Петра  I".  ("Вождь
мирового пролетариата" в данном случае всего лишь следовал за Энгельсом,
еще одним почитателем разрушения и  вселенской  ломки,  назвавшим  Петра
"действительно великим  человеком".  Маркс  считал  Петра  гением,  дея-
тельность Петра -  "исторически  оправданным  закономерным  историческим
процессом".) Так что среди учителей Ильича несправедливо  будет  числить
лишь Маркса с Энгельсом - эту сомнительную честь разделяет и Петр,  наз-
ванный Герценом "революционером на троне". Он же, Герцен, говаривал, что
Петр был "первой свободной личностью в России". Спорить с этим нельзя  -
беда только, что Петр был еще и единственной свободной личностью в  Рос-
сии, все прочие, от фельдмаршала, до крестьянина, - по сути, рабами...
   А уж особенно интеллигенции, разумеющей лишь внешние признаки, нрави-
лось, что Петр "поставил Россию в ряд с западными державами". И никто не
задумывался, какой ценой... Главное, все брили бороды и носили европейс-
кое платье. Суть глубинных процессов интеллигенция понимать не в состоя-
нии...
   Лев Толстой поначалу относился к Петру прямо-таки восторженно,  соби-
рался писать роман о нем, но впоследствии наступило отрезвление, и Толс-
той оставляет такие строчки: "Был осатанелый зверь..."  "Великий  мерза-
вец, благочестивейший разбойник, убийца, который кощунствовал над  Еван-
гелием..." Говорил о Петре I и его сподвижниках: "...убивали людей.  За-
быть про это, а не памятники ставить".
   Алексей Толстой до того, как пришел на службу к большевикам, высказы-
вался о Петре несколько иначе, чем в своем будущем романе  (талантливом,
несмотря ни на что): "Но все же случилось не то, что хотел гордый  Петр:
Россия не вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав. А,  подтяну-
тая им за волосы, окровавленная  и  обезумевшая  от  ужаса  и  отчаяния,
предстала новым родственникам в  жалком  и  неравном  виде  -  рабою.  И
сколько бы ни гремели грозно русские пушки, повелось, что рабской и уни-
женной была перед всем миром великая страна, раскинувшаяся от  Вислы  до
Китайской стены".
   Тот же Герцен выразился как-то, что "Чингисхан с телеграфом хуже, чем
Чингисхан без телеграфа". Именно таким "Чингисханом с телеграфом" и  был
Петр, и добавить мне больше нечего...
   Кстати, любопытнейшие рассуждения о природе "консерваторов" и  "либе-
ралов" мне встретились в воспоминаниях митрополита Вениамина  (Федченко-
ва), в той их части, где речь идет об участии его в  продолжавшемся  де-
вять месяцев Московском Церковном Соборе, открывшемся вскоре после  Фев-
ральской революции:
   "Большинство было, в общем, консервативно, но в хорошем смысле  этого
слова: было по сердцу добрым, желало помочь устроению жизни, готово было
к жертвенности, не гордилось собою, считалось с братским мнением Других,
было достаточно свободно в  своем  понимании  окружающих  обстоятельств.
Обычно слово "консерватор" считалось в русском интеллигентском воззрении
синонимом тупости, злобы. По совести сказать, на Соборе было как раз об-
ратное. Вот либералы (они почти все вышли из преподавательской,  отчасти
и профессорской среды  духовных  школ)  были  действительно  раздражены,
злобны, упорны в своем либерализме, партийно нетерпимы и просто  злостно
тупы... они очень не любили повиновения, послушания, признания авторите-
тов, любви и уважения к начальству. Наоборот, всячески унижать  то,  что
выше их, лишать прав, ограничивать, отвоевывать привилегии  самим  себе,
командовать над другими - вот их свойства. И чего бы ни  коснулось,  они
готовы тотчас же в злобный бой против инакомыслящих... как люди с самоу-
веренным духом, большими знаниями и способными развязными  языками,  они
производили большой шум: и по количеству подобных ораторов  (они  всегда
выступали!), и по горячим речам их иногда казалось, будто чуть  не  весь
Собор мыслит так, как они звонят. Но когда дело доходило  до  решений...
эта десятая частичка оставалась в меньшинстве" [33].
   Прошло восемьдесят лет, но отечественные интеллигенты и  либералы  не
изменились ни на йоту. Все вышеприведенное прекрасно описывает и  нынеш-
них. Злобный бой против любого инакомыслия, жажда власти, стремление ли-
шать оппонента всех и всяческих прав... Вот только знаний  не  в  пример
меньше, старая интеллигенция при всех своих недостатках была все же  хо-
рошо образована, а нынешняя - совки-с...
   Между прочим, знаменитое крылатое выражение " Петр  прорубил  окно  в
Европу" выдумано не в России - этот пассаж впервые употребил в 1769 г. в
своих "Письмах о России" итальянец Франческо Альгорроти. Хорошо, что на-
ши соотечественники не причастны хотя бы к этой глупости. В самом  деле,
эпитет выбран неудачнейше. Нормальный человек прорубил бы дверь.  Рефор-
мы, лезущие в окно - зрелище довольно сюрреалистическое...

ВИРТУАЛЬНОСТЬ

   Как же без нее? Никуда нам не деться от  виртуальности...  В  истории
был шанс обойтись без Петра. Я имею в виду до сих пор не проясненные  до
конца события в ночь с 7 на 8 августа 1689 г.
   Сторонники Софьи уверяли, что в ту ночь приверженцы  Петра  намерева-
лись занять Кремль, убить царевну и Ивана. Сторонники Петра уверяют, что
все обстояло как раз наоборот, и люди самого энергичного и  решительного
из сторонников Софьи стрелецкого начальника  Федора  Шакловитого  хотели
убить Петра.
   Кто прав, неизвестно. Вероятнее всего - и те, и другие. В обоих лаге-
рях хватало деятелей, понимавших, что мирным путем  решить  проблему  не
удастся. Главное, той ночью Петр мог быть убит (впрочем, его могли убить
и много раньше, когда в Кремль ворвались верные  Софье  стрельцы,  недо-
вольные тем, что "младший" обошел "старшего").
   Что тогда? Ответ один: медленное (но не ставшее  из-за  этого  пороч-
ным), эволюционное  развитие.  Реформы,  проводимые  с  гораздо  меньшей
кровью, не сотрясшие страну столь жестоко,  не  создавшие  непреодолимой
пропасти меж высшими и низшими, меж народом и государством,  церковью  и
народом. Все, что нам известно о достижениях России допетровской  эпохи,
позволяет говорить с уверенностью: не было бы никакого  "застоя".  И  не
было бы кровавого вихря...
   Советский историк Н. Молчанов, апологет Петра, защищал избранный  тем
путь развития довольно оригинально. Вспомнил  о  так  называемом  "плане
Лейбница".
   В 1670 г. Лейбниц разработал план создания так называемого  Европейс-
кого союза, призванного обеспечить Европе  вечный  мир.  Для  этого,  по
Лейбницу, излишнюю энергию ("пассионарность", сказал бы Гумилев)  следо-
вало направить на колониальную экспансию. Англии и Дании,  по  Лейбницу,
следовало колонизировать Северную Америку, Франции -  Африку  и  Египет,
Испании - Южную Америку, Голландии - Восточную Индию, Швеции - Россию.
   И вот уже Молчанов заламывает руки в наигранном ужасе: "Нашей  родине
угрожало колониальное рабство" [126].
   Да полноте... Поневоле припоминается русский  лубок  времен  Крымской
войны: "Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон поражает  Русь  на
карте указательным перстом"...
   То, что этот план придумал "сам" Лейбниц, еще ни о  чем  не  говорит.
"Россия - не Африка", как выражался казачий урядник  из  романа  Пикуля.
Вряд ли у Швеции хватило бы сил не то что "колонизовать" Россию - отхва-
тить кусок территории. Это швеям не удалось даже  в  тяжелейшие  времена
Смуты... И потом, вся колониальная экспансия, как бы  энергично  она  ни
проводилась, никоим образом не уберегла Европу  от  войн  -  а  следова-
тельно, "план Лейбница" остается очередной утопией,  согласно  известной
русской солдатской песне совершенно не учитывавшей овраги...
   Лично мне гораздо ближе точка зрения историка П.Н. Милюкова, писавше-
го: "Ценой разорения страны Россия возведена  была  в  ранг  европейской
державы... Политический рост государства опять опередил его  экономичес-
кое развитие". В первом томе "Истории России", вышедшей  в  1935  г.  на
французском языке в Париже под редакцией Милюкова,  глава  о  петровских
преобразованиях имеет многозначительный заголовок: "Результаты  реформы:
хаос".
   И, наконец, во времена петровского правления наблюдались две любопыт-
ных "развилки в истории" - точки, где отечественная история могла  свер-
нуть на другие рельсы.
   Первая развилка касается Петербурга, который при определенных обстоя-
тельствах мог и не подняться на брегах Невы. Если бы Петр захватил  Ригу
на несколько лет раньше, а не в 1710 г., в постройке Санкт-Петербурга не
было бы ровным счетом никакой нужды. Рига являлась уже готовым портом на
Балтике, мало того, ее гавань была свободна ото льда на целых шесть  не-
дель дольше, чем Невская губа. В новой столице у Петра, в общем, не было
особой необходимости - ему нужны были крепость на Балтике и порт, позво-
ливший бы вести морскую торговлю по  той  же  Балтике,  в  обход  Архан-
гельска. Обоим условиям вполне отвечала Рига. Окажись она в руках  Петра
году в 1702-м, десятки тысяч людей не погибли бы  в  непосильных  трудах
посреди гнилых болот. Правда, при этом варианте не было  бы  Эрмитажа  и
многого другого, но когда вопрос стоит именно так, лучше уж обойтись без
Адмиралтейства и Эрмитажа...

На мой взгляд, не все так просто. Во-первых, активные действия Петра по закреплению на побережье Финского залива (в том числе строительство Петропавловской крепости) и строительство флота позволило внести перелом в ход Северной войны и позднее захватить Ревель, Ригу и другие крепости Балтийского побережья.
Во-вторых, если Рига действительно была так подходяща, что помешало Петру перенести туда столицу России, скажем, в 1712 году. Напомню, что только в 1712 году в Санкт-Петербург переезжает царский двор и ряд правительственных учреждений. Именно с этого года, а не с 1703 (год основания Санкт-Петербургской крепости), Петербург является новой столицей России.
(Комментарий С.Шишкина).

   Виртуальность, вернее, "развилка" номер два - судьба  Елизаветы  Пет-
ровны. В 1722 г. Петр всерьез намеревался выдать ее за одного из принцев
французского  королевского  дома,  юного  герцога  Шартрского,  а  впос-
ледствии, после смерти тогдашнего польского короля Августа  Саксонского,
посадить зятя с дочерью на польский престол.
   Интереснейшая виртуальность! В случае ее осуществления  я  не  берусь
наскоро просчитывать возможные варианты, оставляя это другим.  Возможно,
Елизавета при этом раскладе никогда не оказалась бы на русском престоле.
Возможно, Жечь Посполита избегла бы раздела. Возможно, обе страны  обра-
зовали бы единую державу... Увы, мне просто некогда в рамках этой  книги
решать столь сложные уравнения.
   В реальной жизни брак не сложился - из-за происков английского короля
Георга I, старого недруга Петра. Герцог Шартрский в конце концов женился
на немецкой принцессе, а Елизавета осталась дома...

---

далее ...

На главную

КИЕВСКАЯ РУСЬ

Хронология княжения

879 - 912 Олег Вещий
912 - 946 Игорь Старый
946 - 972 Святослав I, Великая княгиня Ольга
972 - 980 Ярополк Святославич
980 -1015 Владимир I Святославич Красное Солнышко
1015-1015 Святополк I Ярополкович Окаянный
1015-1017 Ярослав Владимирович Мудрый
1017-1019 Святополк I Ярополкович Окаянный
1019-1054 Ярослав Владимирович Мудрый
1054-1068 Изяслав Ярославич
1068-1069 Всеслав Брячиславович Полоцкий
1069-1073 Изяслав Ярославич
1073-1076 Святослав II Ярославич
1076-1076 Всеволод I Ярославич
1077-1078 Изяслав Ярославич
1078-1093 Всеволод I Ярославич
1093-1113 Святополк II Изяславич
1113-1125 Владимир II Всеволодович Мономах
1125-1132 Мстислав Владимирович
1132-1139 Ярополк Владимирович
1139-1139 Вячеслав Владимирович
1139-1146 Всеволод II Ольгович
1146-1146 Игорь Ольгович
1146-1149 Изяслав Мстиславич
1149-1150 Юрий Владимирович Долгорукий
1150-1150 Вячеслав Владимирович
1150-1150 Изяслав Мстиславич
1150-1150 Юрий Владимирович Долгорукий
1151-1154 Изяслав Мстиславич
1154-1154 Ростислав Мстиславич
1155-1155 Изяслав Давыдович
1155-1157 Юрий Владимирович Долгорукий
1157-1159 Изяслав Давыдович
1159-1159 Ростислав Мстиславич
1159-1160 Изяслав Давыдович
1160-1168 Ростислав Мстиславич
1168-1169 Мстислав Изяславич

РУСЬ ВЛАДИМИРСКАЯ

Хронология княжения

1169-1174 Андрей Юрьевич Суздальский (Боголюбский)
1174-1174 Ярополк Ростиславич
1174-1176 Михаил Юрьевич
1176-1212 Всеволод III Юрьевич Большое Гнездо
1212-1216 Юрий Всеволодович
1216-1218 Константин Всеволодович Добрый
1218-1238 Юрий Всеволодович
1238-1246 Ярослав Всеволодович
1246-1248 Святослав Всеволодович
1248-1248 Михаил Ярославич Хоробрит
1248-1252 Андрей Ярославич
1252-1263 Александр Ярославич Невский
1264-1272 Ярослав Ярославич
1272-1276 Василий Ярославич
1276-1281 Дмитрий Александрович
1281-1283 Андрей Александрович
1283-1294 Дмитрий Александрович
1294-1304 Андрей Александрович
1304-1318 Михаил Ярославич Тверской
1319-1322 Юрий Даниилович Московский
1322-1326 Дмитрий Михайлович Тверской
1326-1327 Александр Михайлович Тверской

РУСЬ МОСКОВСКАЯ

Хронология княжения

1328-1341 Иван I Даниилович Калита
1341-1353 Симеон Иванович Гордый
1353-1359 Иван II Иванович Милостивый
1359-1363 Дмитрий Константинович Суздальский
1363-1389 Дмитрий Иванович Донской
1389-1425 Василий I Дмитриевич
1425-1433 Василий II Васильевич
1433-1434 Юрий Дмитриевич
1434-1462 Василий II Васильевич Темный

РУССКОЕ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОЕ ГОСУДАРСТВО

Хронология правления

1462-1505 Иван III Васильевич
1505-1533 Василий III Иванович
1533-1584 Иван IV Васильевич Грозный
1584-1598 Федор Иванович
1598-1605 Борис Федорович Годунов
1605-1605 Федор Борисович Годунов
1605-1606 Лжедмитрий I
1606-1610 Василий IV Шуйский
1610-1613 Смутное время. Семибоярщина
1613-1645 Михаил Федорович Романов
1645-1676 Алексей Михайлович Романов Тишайший
1676-1682 Федор Алексеевич Романов
1682-1696 Иван V Романов, Петр I

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ

Хронология правления

1696-1725 Петр I Алексеевич Романов
1725-1727 Екатерина I Алексеевна
1727-1730 Петр II Алексеевич
1730-1740 Анна Ивановна
1740-1741 Иван VI Антонович
1741-1761 Елизавета Петровна
1761-1762 Петр III Федорович
1762-1796 Екатерина II Алексеевна
1796-1801 Павел I Петрович
1801-1825 Александр I Павлович
1825-1855 Николай I Павлович
1855-1881 Александр II Николаевич
1881-1894 Александр III Александрович
1894-1917 Николай II Александрович